18. 07. 1944 г.
ПП 82634
Мама! Мой чуткий друг!*
Получила твое письмо: оно сказало мне, насколько мы стали ближе на расстоянии тысяч километров и разлуки около трех лет.
Тебе две лаконичных фразы рассказали все. Это потому лишь, что ты моя мама и мой большой друг, милая моя, родная! После этого я выслала тебе подробное письмо. Теперь мне еще хочется вернуться письменно к тому, что еще жжет меня огнем и первой в моей жизни человеческой обидой*. Ты пишешь, что можно верить человеку лишь в том случае, если он не стыдится своего чувства, а гордится им. Я тоже, так думала, но чувствовала это лишь смутно. Так понимаешь ли, этот человек долго, очень долго, со второго месяца моего пребывания в дивизии, с первого дня нашего знакомства, вначале ухаживал за мной, затем долго держался по-хорошему, чисто, преданно, дружески со мной. Мне было дорого казавшееся, или может быть действительно «невоенное» бескорыстно-товарищеское отношение. Потом, когда по возвращении из госпиталя мы стали ближе друг к другу, он не скрывал и именно гордился нашими отношениями, почти афишировал их, просил быть хозяйкой в его доме, представлял друзьям шутливо и всерьез: «Моя госпожа. Учтите, не Лидочка, не кто-нибудь, - Лена!» Речь шла о его прежних мимолетных связях, я о них знала, журила за прошлое, но не могла ни в чем упрекнуть в настоящем. Мама он много раз просил меня, чтобы я чувствовала себя как «дома» в его «доме», радовался когда я оставляла, у него свои вещички, переносил работу на дом; звал на все вечера, очень почтительно внимательно ухаживал. Мама, я не знаю, и теперь я во всем сомневаюсь, было ли то мое ослепление и самообман, или затем резкая перемена моих или его чувств? Наверное последнее. Я уже полностью доверилась человеку, готовая связать с ним всю жизнь, опасаясь, что я еще девчонка - по характеру для него, стараясь все сделать так, как хотелось бы ему. Жизнь была полна радостей. Потом радости потускнели. В мае месяце каждая встреча стала пыткой, испытанием терпения, разочарованием, очень горьким. Я приходила, торопясь, с цветами или новыми погонами, с каким-нибудь маленьким знаком внимания и встречала спокойный, спокойный «благосклонный» прием. Когда я, отпросившись на сутки здесь, у него, сидя, едва ли не на крае стула, вдруг лепетала, что, к сожалению, лишь на 5 минут, может быть вырвусь еще вечерком или завтра. Говорила так для проверки, мечтая услышать: «Останься!» Услышать, что ему едва ли дождаться вечера. И слышала в ответ спокойное, будто мы друг другу смерть, как надоели: «Ну что ж, Ленушка, приходи вечерком». - «Не знаю, вряд ли...». И равнодушное, из-за газеты: «Тогда послезавтра, девочка. Завтра у меня пропасть работы!»
Мама, смешно это или по-детски, не знаю, я уходила от него, кусая губы, сдерживая слезы. И не приходила 2-3 дня. И он не приходил, а прислал на 3-й день ординарца. Встречи затем были скучными. Я отмалчивалась, сидела грустная. Он не замечал этого. Спрашивала себя, зачем мы бываем вместе, что нас связывает? Вечера на людях раньше всегда сближали. За мной ухаживали большие чины, его начальство. Это было ему приятно и слегка беспокоило. Гордился моим поведением в отношении всех ухаживающих. Его поздравляли с прочной связью. Командир полка ждал от нас рапорта. Писала ли я тебе, что он женат, что ему 32 года. Я-то уже чувствовала, что мы скоро расстанемся, чувствовала, еще ничего не говоря ему, не упрекая. Было очень тяжело так жить. Но гораздо тяжелее, невыносимо, стало позже, когда я почувствовала нездоровье. Вот тогда-то я и убедилась, что этот человек мне чужой, совершенно чужой, понимаешь? Ни заботы, ни тревоги за меня. Я стала нервничать, плакала, почти растерялась. Он мне советовал раньше срока ехать домой, уверял, что всегда будет помогать, что рад, что хочет сына. Разве ребенку нужна материальная помощь? Ему нужен отец. Тогда мне было сказано: «Не ты первая, не ты последняя». Это было слишком. Как у всех?! Так просто! Так гадко! Ссоры и ссоры… Мама, я очень соскучилась по тебе, папе, Галочке. Но я ни за что не хотела возвращаться с фронта с таким «сюрпризом» военного времени. Я мучительно думала, как ты меня встретишь. Спасибо, моя хорошая, за ответ на незаданный вопрос. Спасибо, если можно благодарить за это. Нас испытания и годы сблизили, мамочка. Это испытание было гораздо тяжелее для меня, чем ранение в октябре 43 г. Оно могло искалечить всю мою жизнь, а я уже не дорожила жизнью и здоровьем. Заняла денег, взяла с собой вещи поценнее, достала справки, командировочную, и отправилась в путешествие по городам и селам в поисках доброго дяди или тети-врача. Это было хождение по мукам. В течение двух недель я была в трех городах, многих селах, уехала за 95 км. Все румынские врачи поразбежались, молдаван - врачей сроду не было, а военные отказывали. Оглохнув от хины (надеясь на тысячу домашних средств, что применяли девчата в медсанбатах), я искала и искала, тратила деньги… Тяжелое физическое состояние сочеталось с ужасным моральным состоянием, почти отчаянием.. Все-таки я решилась на все, решилась не возвращаться, не добившись толку, хотя бы мне пришлось ехать в Харьков, где подругой был дан мне адрес. Потом все же нашла гражданского врача. Вещи и деньги для гражданских значат больше, чем для военных. Кажется, он просто пожалел меня. До сих пор считаю, что не расплатилась с ним, хотя отдала все, что имела. «Комиссия» дала разрешение и госпиталь мне помог. Тогда вернулась в свою часть, счастливая и свободная от хлопот и любви. Не совсем еще свободная. Накупила на остаток денег ягод на варенье медсестричкам, табаку и туалетного мыла (все равно в долгу). Готова была все забыть. Но вот приезжаю и узнаю, что он ни разу (!), ни разу за две недели не зашел медсанчасть узнать обо мне. Тем лучше. Кончать - так сразу! Узнав о приезде, зашел, соблаговолил посетить. Холодная встреча. Чужой... Чужой... Боже мой! Как я счастлива, что нас больше ничто не связывает! Я поспешила отдать ему долг, заняв по 100-20 р. у всех, кто имел и помог. Я не хотела его помощи. Он не хотел взять деньги, возмущался. Я переслала почтой - Пусть не считает, что расплатился этими бумажками, за все, что я перенесла. Верно? Теперь бы мы могли еще встречаться. Он приглашал нас всех и меня отдельно - к себе. Но нет, - не могу. Не в силах просто.
Все здесь все знают. Я боялась осуждения. А встретилась с поддержкой и помощью в трудный момент. Ко мне как будто бы не переменили отношения. А оно мне очень дорого. Есть у меня еще друзья. Они не оставляют в трудное время.
Сейчас многие командиры уехали учиться. Я скоро стану ветераном дивизии.
Работаю, учусь на наводчика, довольна, удовлетворена работой на батарее более чем в медсанчасти полка. Живу очень дружно со всеми ребятами на батарее. Начальство не вижу, следовательно, не слышу о «нем», и стала спокойна. Здоровье отличное. Выгляжу как на карточке. Получила - ли?
Пишу тебе не реже раза в неделю, не тревожься обо мне, мамочка.
Я уже писала, что получила из М. отказы на заявления о папе. Теперь жду ответа с места заключения папы из Красноярска. И уже не надеюсь...
Что значат в конце концов - эти справки?
Они имеют значение лишь для тебя, родных и знакомых. Но не для наших дел. Что еще можно предпринять?
В Москву приехать не смогу никак. Вот каковы дела. Как странно слышать: Галя поедет сопровождать раненого. Так она самостоятельна? В моих глазах она остается все еще девочкой-подростком. Худенькая, с живыми глазами и перепачканным в саже носом. И вдруг - в шинели? Едет в Москву?! Я ей пишу отдельно. Лизе тоже. Папе часто пишу. Кроме вас переписываюсь с Борисом. Получаю его длинные сердечные письма через день, два, три и с извинением, если через четыре. Он спрашивает твой адрес, мама. Передает привет. Интересуется всеми событиями в нашей семье. Напиши ему, он будет очень рад, он заслужил это: Полев. почта 16058 «Т» Борису Каневскому. Знаешь ли, я недавно решилась написать ему так же обо всем. Ведь он интересуется моей жизнью. Он честен со мной и было бы нехорошо что-то скрыть от него. Не знаю, что он ответит. Правильно ли я сделала? Жду, как никогда еще, ответа от мамы-друга.
Твоя Лялюшка любит тебя!
Письма с фронта – документальные свидетели войны. Простые, бесхитростные строки, полные любви к жизни, они напоминают нам о том, что нельзя забывать в суете повседневных буден. Письма с фронта – живые строки войны, это голос издалека, голос, который отзывается в наших сердцах.
«Кому война тяжелее?
Странный разговор: кому война тяжелее – нам или немцу? По всем резонам вроде бы нам. У нас вон сколько земли забрано, сколько народу подневолено…
И с харчами, что ни говори, у него – по всему видно – лучше. У Вальки Сокольского, наводчика второго орудия, свое мнение: — А все ж я так думаю, что ему, фрицу, война тягостнее. Мы — что? Мы свое защищаем, куда нам деться. А он, немец, за какой-такой надобностью смерть на Дону принимает? Или тот же итальянец. За сколько-то километров от своих фрау и киндеров!
Не-е, что ни говори, а тяжельше ему эта война, безнадежнее
».
Июль 1942 года, Брянский фронт
«…Знаешь, папа, я счастлива, что в дело великой освободительной войны и я вношу свою долю страданий. Представь, что после войны я смогу честно, спокойно смотреть в глаза человеку, смогу с гордостью сказать, что и я сберегала радостную жизнь своей сестрёнки. А ведь будущее принадлежит нам. Я своей кровью защищаю и отстаиваю эту жизнь
…»
Ефрейтор медицинской службы Меньшикова А.Ф.
«…Я знаю, что тебя очень интересует и волнует вопрос о войне. Отвечаю тебе, да ты и сама слышишь по радио и читаешь в газетах, что наша Красная Армия перешла в контрнаступление и гонит проклятого врага, очищая нашу землю от изверга, ежедневно освобождает сотни сёл, освобождает города… А коли враг бежит, следовательно, он слаб, а раз мы бьём его, следовательно, мы сильны. Скоро придёт этот день, когда радио передаст нам: «Враг разбит, фашизм уничтожен…» Скоро, мама, мы все – твои дети соберемся в наш дом к тебе и отпразднуем нашу победу…К
»
Младший техник-лейтенант Петропавловский Н.В.
«…Умудрился прочитать несколько попавшихся под руку книг, в том числе и Достоевского. Помню, под Болховом вместе с другими бежал в укрытие от налетавших немецких самолётов и по дороге захватил несколько книг. Избранные произведения А.К.Толстого читал с великим удовольствием и пожалел, что не попались мне раньше эти замечательные стихи.
Когда я был гражданским человеком, то иногда на заводе было так тяжело, что думалось: пропадёшь, не вытерпишь. А вот теперь видно, что это всё были цветики, ну, а ягодки…
И здесь приходит весна, правда, робко: днём оттает, затем – снег, и снова всё скуёт. Радуемся мы весне – раз весна, значит, тепло и солдату лучше станет!
Младший лейтенант, артиллерист Чемпалов И.Н.
«…Вы считаете меня погибшим, а я жив. В 1941 году, осенью, я был тяжело ранен и попал в плен к немцам. Был в плену, потом бежал. Теперь я снова в Красной Армии, но теперь я пока боец, а не командир, все хорошо.
Я счастлив, что имею возможность писать вам. Будет время, напишу подробно
…»
Рядовой Худорожков Е.Н.
Палатки полевого подвижного госпиталя. У стен рубленного дома, крытого соломой, стоят только что прибывшие из медсанбатов и медсанрот санитарные автомашины…В маленькие оконца операционной вливаются лучи холодного солнца. Перевязочный столик, на нем человек. Гвардеец Поплавский потерял очень много крови, его жизнь висит на волоске…Бесшумно двигаются сестры и врачи. В руке у высокой круглолицей сестры стеклянная ампула, от нее тонкая резиновая трубка с иглой на конце. Ещё немного и глаза раненого оживились. Он удивлённо посмотрел на сестру. А она деловито взглянула на опустевшую ампулу и достала из ящика сложенный вчетверо лист бумаги. Тихо прочла: «Дорогой товарищ, я дала свою кровь, так как знаю, что на фронте она будет нужна. Всё равно, кто ты, боец или офицер, твоя жизнь нужна Родине. Возьми мою кровь и поправляйся поскорей, дорогой. Тося Иванова». Гвардеец чуть приподнялся, слабой рукой взял листок и бережно спрятал его в нагрудный карман.
Младший лейтенант, командир санитарного взвода Верников С.М.
«Мы в Берлине!
Величественное событие свершилось. Века переживёт этот день – 2 мая 1945 года. Внуки и правнуки наши будут с гордостью вспоминать об этом красивом майском дне. Родина будет с любовью передавать из поколения в поколение имена героев-богатырей. Люди на всех языках начертают имена победителей. Пройдут годы, зарубцуются раны, а народ никогда не забудет людей, водрузивших алое полотнище – Знамя Победы – над столицей Германии.
Потомки наши откроют торжественную книгу побед и увидят в ней выведенные золотыми буквами имена героев, принесших человечеству свободу и счастье, спокойствие и мир
…» — листовка, изданная в Берлине
Капитан, командир стрелкового батальона Неустроев С.А.
*По материалам книги «Живые строки войны»
Прочти эти трогательные воспоминания мужественных героинь, которые взяты из книги Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо». С уверенностью могу сказать, что это именно та горькая обнаженная правда, о которой не писали в газетах. Прочитав эти строки, слезы сами наворачиваются на глаза... У каждой из женщин своя история, но я уверен, ни одна из них не оставит тебя равнодушным. Эта самая настоящая исповедь бесстрашных представительниц прекрасного пола, выживших в тех жутких, нечеловеческих условиях войны.«Ехали много суток… Вышли с девочками на какой-то станции с ведром, чтобы воды набрать. Оглянулись и ахнули: один за одним шли составы, и там одни девушки. Поют. Машут нам - кто косынками, кто пилотками. Стало понятно: мужиков не хватает, полегли они, в земле. Или в плену. Теперь мы вместо них... Мама написала мне молитву. Я положила ее в медальон. Может, и помогло - я вернулась домой. Я перед боем медальон целовала…»
«И девчонки рвались на фронт добровольно, а трус сам воевать не пойдет. Это были смелые, необыкновенные девчонки. Есть статистика: потери среди медиков переднего края занимали второе есто после потерь в стрелковых батальонах. В пехоте. Что такое, например, вытащить раненого с поля боя? Я вам сейчас расскажу… Мы поднялись в атаку, а нас давай косить из пулемета. И батальона не стало. Все лежали. Они не были все убиты, много раненых. Немцы бьют, огня не прекращают. Совсем неожиданно для всех из траншеи выскакивает сначала одна девчонка, потом вторая, третья... Они стали перевязывать и оттаскивать раненых, даже немцы на какое-то время онемели от изумления. К часам десяти вечера все девчонки были тяжело ранены, а каждая спасла максимум два-три человека. Награждали их скупо, в начале войны наградами не разбрасывались. Вытащить раненого надо было вместе с его личным оружием. Первый вопрос в медсанбате: где оружие? В начале войны его не хватало. Винтовку, автомат, пулемет - это тоже надо было тащить. В сорок первом был издан приказ номер двести восемьдесят один о представлении к награждению за спасение жизни солдат: за пятнадцать тяжелораненых, вынесенных с поля боя вместе с личным оружием - медаль “За боевые заслуги”, за спасение двадцати пяти человек - орден Красной Звезды, за спасение сорока - орден Красного Знамени, за спасение восьмидесяти - орден Ленина. А я вам описал, что значило спасти в бою хотя бы одного… Из-под пуль...»
«Помню, отпустили меня в увольнение. Прежде чем пойти к тете, я зашла в магазин. До войны страшно любила конфеты. Говорю: “Дайте мне конфет”. Продавщица смотрит на меня, как на сумасшедшую. Я не понимала, что такое - карточки, что такое - блокада? Все люди в очереди повернулись ко мне, а у меня винтовка больше, чем я. Когда нам их выдали, я посмотрела и думаю: “Когда я дорасту до этой винтовки?” И все вдруг стали просить, вся очередь: “Дайте ей конфет. Вырежьте у нас талоны”. И мне дали».
«У меня было ночное дежурство. Зашла в палату тяжелораненых. Лежит капитан… Врачи предупредили меня перед дежурством, что ночью он умрет, не дотянет до утра… Спрашиваю его: “Ну, как? Чем тебе помочь?” Никогда не забуду... Он вдруг улыбнулся, такая светлая улыбка на измученном лице: “Расстегни халат... Покажи мне свою грудь. Я давно не видел жену...” Мне стало стыдно, я что-то там ему отвечала. Ушла и вернулась через час. Он лежит мертвый. И та улыбка у него на лице».
«Вернулась с войны седая. Двадцать один год, а я вся беленькая. У меня тяжелое ранение было, контузия, я плохо слышала на одно ухо. Мама меня встретила словами: “Я верила, что ты придешь. Я за тебя молилась день и ночь”. Брат на фронте погиб. Она плакала: Одинаково теперь - рожай девочек или мальчиков"».
«Перевязываю танкиста… Бой идет, грохот. Он спрашивает: “Девушка, как вас зовут?” Даже комплимент какой-то. Мне так странно было произносить в этом грохоте, в этом ужасе свое имя - Оля».
«Там же получили танк. Мы оба были старшими механиками-водителями, а в танке должен быть только один механик-водитель. Командование решило назначить меня командиром танка “ИС-122″, а мужа - старшим механиком-водителем. И так мы дошли до Германии. Оба ранены. Имеем награды. Было немало девушек-танкисток на средних танках, а вот на тяжелом - я одна».
«Пока он слышит… До последнего момента говоришь ему, что нет-нет, разве можно умереть. Целуешь его, обнимаешь: что ты, что ты? Он уже мертвый, глаза в потолок, а я ему что-то еще шепчу... Успокаиваю... Фамилии вот стерлись, ушли из памяти, а лица остались...»
«Я всю войну боялась, чтобы ноги не покалечило. У меня красивые были ноги. Мужчине - что? Ему не так страшно, если даже ноги потеряет. Всё равно - герой. Жених! А женщину покалечит, так это судьба ее решится. Женская судьба...»
«Мы стремились… Мы не хотели, чтобы о нас говорили: “Ах, эти женщины!” И старались больше, чем мужчины, мы еще должны были доказать, что не хуже мужчин. А к нам долго было высокомерное, снисходительное отношение: “Навоюют эти бабы…”»
«Я до Берлина с армией дошла… Вернулась в свою деревню с двумя орденами Славы и медалями. Пожила три дня, а на четвертый мама поднимает меня с постели и говорит: “Доченька, я тебе собрала узелок. Уходи… Уходи… У тебя еще две младших сестры растут. Кто их замуж возьмет? Все знают, что ты четыре года была на фронте, с мужчинами... ” Не трогайте мою душу. Напишите, как другие, о моих наградах...»
«Мы же молоденькие совсем на фронт пошли. Девочки. Я за войну даже подросла. Мама дома померила... Я подросла на десять сантиметров...»
Признаюсь, я не смог сдержать слез, когда читал эти воспоминания. Склоняю голову перед теми отважными женщинами, которые стояли под пулями и обороняли наши земли от нападения врага в те страшные военные годы. Светлая память всем тем, кто отдал свою жизнь за Родину, так и не увидев долгожданной победы. Мы просто не имеем права забыть!
Небольшая подборка фронтовых писем, которые трогают до глубины души. Они пропитаны любовью и тоской по близким людям, которые были вдалеке друг от друга и которые понимали, что эта дорогая весточка, может быть последней.
«Здравствуй, дорогой сынок Толя! 22 июня исполняется год, как я не видел тебя. Я очень соскучился по тебе, часто тебя вспоминаю. Тебе уже пять лет, вот какой ты большой. Расти, сынок, будь умненьким, люби своего братишку, учи его. Я скоро вернусь. Вот прогоним всех фашистов, и вернусь. Крепко целую тебя. Твой папа».
Из письма неизвестного солдата
«Девочка моя, приготовь себя к разлуке. Впереди 1942 год. Живи, как и я, надеждой на встречу».
«Здравствуй, Верусинька и сынулька Эдинька! Верушечка, не грусти. Готовься к зиме. Купи сыну валенки и сшей ему шубку. Люблю вас. Алексей».
Из писем Алексея Рогова, командира эскадрильи авиаполка. Звание Героя Советского Союза получил посмертно
«Ранило в правую ногу. Сделали операцию, вытащили осколок. Ранение легкое - уже хожу на перевязку сам. Надеюсь, что скоро заживет и опять буду бить немецкую гадину. За измученный наш советский народ, за вас, мои родные».
Сержант гвардии Андрей Гаденов. 10 ноября 1942 года
Солдат Борис Ручьёв
«Недалеко от места, где мы стоим, расположен лагерь. Лагерь уничтожения. Ты, наверное, читала в газетах о лагере на Майданске. Так этот лагерь в несколько раз превосходит майданский. Шесть миллионов человек было уничтожено там. Камеры, в которых людей душили газом; печи для сожжения трупов; рвы, в которые сбрасывались трупы, вернее, укладывались с немецкой аккуратностью - один ряд головами в одну сторону, другой - в другую. Рвы, доверху наполненные кровью. И во всем и везде эта дьявольская немецкая аккуратность.
Может быть, в тылу не все верят описаниям этих бесчисленных ужасов. Да и в самом деле трудно поверить, что люди, похожие внешне на нас, могли дойти до такой нечеловеческой жестокости. Но когда видишь все это, задаешь себе вопрос: кто они, эти существа, захотевшие истребить человечество? Люди ли это? Конечно, это не люди! Скоро настанет конец этим ужасам, будет расплата».
Борис Ручьёв. 7 марта 1945 года
«...Свободного времени мало. Многому приходится учиться на ходу. Но не стоит унывать. Мы победим. Мама, папа и бабушка, за меня не беспокойтесь. Не плачьте. Все хорошо. Ваш сын Коля».
Николай Дронов. Погиб под Керчью в 1942 году
Герои Советского Союза старший сержант Закир Асфандияров и сержант Вениамин Пермяков читают письмо из дома
«В дни, когда Вы, дорогой Александр Константинович, не щадя своей жизни, защищаете каждый метр советской территории, мы клянемся учиться на „хорошо“ и „отлично“, быть дисциплинированными, помогать фронту. Только вы, дорогие защитники Родины, громите ненавистного всему советскому народу врага».
Письмо школьников своему учителю Александру Беневоленскому на фронт
«Здравствуйте, дорогие мои и навсегда любимые мною ребята! Час назад вспоминал в землянке боевые итоги, своих родных и близких. Открылась дверь - и вместе с клубами холодного воздуха в землянку входит почтальон. Подает мне письмо, написанное детским подчерком, с волнением вскрываю конверт. Мои товарищи попросили прочитать ваше письмо вслух, что я и сделал. Все мы довольны, что наши маленькие товарищи помнят о нас, шлют нам свой пионерский привет.
Ваши теплые слова, ваши пожелания очень дороги для нас. Они согревают нас. Вот уже четыре месяца, как я со своими товарищами нахожусь на этом участке фронта. Мы прибыли сюда в дни, когда враг, собрав все силы, пытался захватить город. Сотни самолетов летали над нами, они ежедневно сбрасывали сотни бомб. Город был затянут дымом пожарищ, горели дома, заводы, штабеля леса, бензобаки, горело то, что создавалось многолетним трудом народа нашей Родины.
Враг не жалел ничего. Но мы сумели выполнить приказ Сталина и веление Родины: „Назад ни шагу!“ Мы выстояли, хотя порой было очень тяжело, особенно в дни, когда по Волге шел густой лед и людям под артиллерийским и минометным огнем приходилось на лодках доставлять нам продукты и боеприпасы.
В том, что Сталинград отстояли, заслуга не только воинов, но и всего советского народа, это заслуга тыла, которой бесперебойно ковал нам оружие, посылал технику, боеприпасы. Помните, ребята, будет и на нашей улице праздник...
Овладевайте знаниями, изучайте крепко русский язык и литературу, географию и историю, военное дело и немецкий язык. Мы же обещаем вам выполнять наши задачи, а вы справьтесь на „отлично“ со своими задачами. Если мы выполним это, то победим врага. С фронтовым приветом А. Беневоленский».
Ответ учителя А. Беневоленского
Иногда письма задерживались на несколько недель или даже месяцев и приходили после похоронок. Тогда вся семья ждала и надеялась, что похоронка пришла по ошибке, что их сын, брат, муж и отец жив и он обязательно вернется домой.
Благодаря фронтовым письмам родственники и друзья не только могли передать весточку на фронт, некоторые решались на смелый шаг.
«Часто вспоминаю ваши уроки, Михаил Петрович. Помню, как дрожала и трепетала при каждом звуке вашего голоса...»
Из письма 16-летней Сони Степиной бывшему учителю математики Михаилу Еськину
Переписка молодых людей стала постоянной. Они полюбили друг друга. В 1944 году Михаил и Соня поженились.
Семья советского солдата пишет письмо на фронт, 1942 год
Ребята, мы вкладываем душу в сайт. Cпасибо за то,
что открываете эту
красоту. Спасибо за вдохновение и мурашки.
Присоединяйтесь к нам в Facebook
и ВКонтакте
Маленькие пожелтевшие треугольники, пропахшие порохом, ветхие страницы с выцветшими чернилами и кляксами. Фронтовые письма до сих пор во многих семьях бережно хранятся и передаются как реликвия будущим поколениям, чтобы мы никогда не забывали. Каждое письмо пропитано тоской и любовью, надеждой на будущее и рассказами о жизни в тылу и на передовой.
У каждого письма своя история, отражающая, как зеркало, судьбу семей, которых коснулась страшная и неотвратимая рука войны. Письма, от которых мурашки по коже, ком в горле и слезы на глазах. Письма, рассказывающие историю целого народа, письма, ставшие самой историей.
сайт подготовил подборку фронтовых писем, чтобы сохранить память о войне. Хотя бы для того, чтобы она больше никогда не повторилась.
«Здравствуй, дорогой сынок Толя! 22 июня исполняется год, как я не видел тебя. Я очень соскучился по тебе, часто тебя вспоминаю. Тебе уже пять лет, вот какой ты большой. Расти, сынок, будь умненьким, люби своего братишку, учи его. Я скоро вернусь. Вот прогоним всех фашистов, и вернусь. Крепко целую тебя. Твой папа».
Из письма неизвестного солдата
«Девочка моя, приготовь себя к разлуке. Впереди 1942 год. Живи, как и я, надеждой на встречу».
«Здравствуй, Верусинька и сынулька Эдинька! Верушечка, не грусти. Готовься к зиме. Купи сыну валенки и сшей ему шубку. Люблю вас. Алексей».
Из писем Алексея Рогова, командира эскадрильи авиаполка. Звание Героя Советского Союза получил посмертно
«Ранило в правую ногу. Сделали операцию, вытащили осколок. Ранение легкое - уже хожу на перевязку сам. Надеюсь, что скоро заживет и опять буду бить немецкую гадину. За измученный наш советский народ, за вас, мои родные».
Гвардии сержант Андрей Гаденов. 10 ноября 1942 года
Солдат Борис Ручьёв
«Недалеко от места, где мы стоим, расположен лагерь. Лагерь уничтожения. Ты, наверное, читала в газетах о лагере на Майданске. Так этот лагерь в несколько раз превосходит майданский. Шесть миллионов человек было уничтожено там. <...> Камеры, в которых людей душили газом; печи для сожжения трупов; рвы, в которые сбрасывались трупы, вернее, укладывались с немецкой аккуратностью - один ряд головами в одну сторону, другой - в другую. Рвы, доверху наполненные кровью. И во всем и везде эта дьявольская немецкая аккуратность.
Может быть, в тылу не все верят описаниям этих бесчисленных ужасов. Да и в самом деле трудно поверить, что люди, похожие внешне на нас, могли дойти до такой нечеловеческой жестокости. Но когда видишь все это, задаешь себе вопрос: кто они, эти существа, захотевшие истребить человечество? Люди ли это? Конечно, это не люди! Скоро настанет конец этим ужасам, будет расплата».
Борис Ручьёв. 7 марта 1945 года
«...Свободного времени мало. Многому приходится учиться на ходу. Но не стоит унывать. Мы победим. Мама, папа и бабушка, за меня не беспокойтесь. Не плачьте. Все хорошо. Ваш сын Коля».
Николай Дронов. Погиб под Керчью в 1942 году
Герои Советского Союза старший сержант Закир Асфандияров и сержант Вениамин Пермяков читают письмо из дома
«В дни, когда Вы, дорогой Александр Константинович, не щадя своей жизни, защищаете каждый метр советской территории, мы клянемся учиться на „хорошо“ и „отлично“, быть дисциплинированными, помогать фронту. Только вы, дорогие защитники Родины, громите ненавистного всему советскому народу врага».
Письмо школьников своему учителю Александру Беневоленскому на фронт
«Здравствуйте, дорогие мои и навсегда любимые мною ребята! Час назад вспоминал в землянке боевые итоги, своих родных и близких. Открылась дверь - и вместе с клубами холодного воздуха в землянку входит почтальон. Подает мне письмо, написанное детским подчерком, с волнением вскрываю конверт. Мои товарищи попросили прочитать ваше письмо вслух, что я и сделал. Все мы довольны, что наши маленькие товарищи помнят о нас, шлют нам свой пионерский привет.
Ваши теплые слова, ваши пожелания очень дороги для нас. Они согревают нас. Вот уже четыре месяца, как я со своими товарищами нахожусь на этом участке фронта. Мы прибыли сюда в дни, когда враг, собрав все силы, пытался захватить город. Сотни самолетов летали над нами, они ежедневно сбрасывали сотни бомб. Город был затянут дымом пожарищ, горели дома, заводы, штабеля леса, бензобаки, горело то, что создавалось многолетним трудом народа нашей Родины.
Враг не жалел ничего. Но мы сумели выполнить приказ Сталина и веление Родины: „Назад ни шагу!“ Мы выстояли, хотя порой было очень тяжело, особенно в дни, когда по Волге шел густой лед и людям под артиллерийским и минометным огнем приходилось на лодках доставлять нам продукты и боеприпасы.
В том, что Сталинград отстояли, заслуга не только воинов, но и всего советского народа, это заслуга тыла, которой бесперебойно ковал нам оружие, посылал технику, боеприпасы. Помните, ребята, будет и на нашей улице праздник...
Овладевайте знаниями, изучайте крепко русский язык и литературу, географию и историю, военное дело и немецкий язык. Мы же обещаем вам выполнять наши задачи, а вы справьтесь на „отлично“ со своими задачами. Если мы выполним это, то победим врага. С фронтовым приветом А. Беневоленский».