Все имена героев вымышлены, любое совпадение с реальными людьми случайность.
Замысел книги всегда выходит
В этом и состоит таинственность
литературы.
Хорхе Луис Борхес
Дизайнер обложки Мария Бангерт
© Ангелина Монич, 2017
© Мария Бангерт, дизайн обложки, 2017
ISBN 978-5-4485-0330-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
О себе
Буквам я верю больше, чем словам. К буквам можно вернуться, как к людям. Потрогать и вновь почувствовать. И может быть, почувствовать что-то совершенно иное. А слова сказанные тонут. В бряцании чайных ложек, в чужом смехе, в шорохе простыней, в сотнях «хочу тебя». Как их потом узнать, утопленников? Вроде и не жили. Придумала?
Силу словам дает сила ощущений. Рождаешь, когда чувствуешь. И иногда боишься этого. Боишься боли переживаний. А что если нечто стоящее и любимое можно произвести на свет только один раз? Всего лишь однажды? А потом из страха почувствовать вновь, пользоваться эпидурально? С помощью эпидуральной анестезии. И рождать тексты, от которых ничего не шевелится и не кричит. Зато и сама не чувствуешь, как может быть больно. И тогда можно далеко и ровно бежать. Работа такая. Привычка. Мозоль, знаете. Натертость жизнью.
И еще. У нормальных женщин есть точка G. У ненормальных, то есть у меня одной, – точка Gmail. Я испытываю удовольствие оттого, что пишу письма. Сегодня я все утро неистово занималась любовью. Мне было хо-ро-шо. А в голове крутились надписи к картинкам. Длинные-предлиннные. Целые тексты. Я получала физическое удовольствие не просто оттого, что во мне двигался мужчина, но оттого, что во мне рождались слова. Дико возбуждающие слова. О любви. О плотской любви. Я испытывала оргазм оттого, что писала письма воображением. Меня возбуждала сама мысль о том, что я готова писать эти письма не только в мыслях. Меня манила перспектива этой дикой эротической игры. И я вдруг почувствовала, что это очень важно.
В общем, здравствуй, мой дорогой друг. Именно тебя я решила посвятить в свою личную и, как мне кажется, весьма увлекательную жизнь. Посылаю тебе страницы своей ужасно откровенной книги. Я ее писала много лет, но опубликовать решилась только теперь. Так что, читая, не удивляйся признакам недавнего прошлого, где еще нет фейсбука, и люди иногда встречаются в кафе, а не в скайпе. И, пожалуйста, не делись ни с кем этими текстами прежде, чем они увидят свет, иначе заявить об их ценности лично мне будет уже невозможно, меня здесь просто не будет, потому что меня убьют.
Глава 1
По телевизору показывали «Последнее танго в Париже». Очередное последнее танго. Сколько раз она видела этот фильм и только теперь вдруг заметила, что в профиль Марлон Брандо сильно напоминал Анну Ахматову. Чудовищное сравнение. А его теща, по фильму мать покончившей с собой жены, – ее приятельницу Галю, полную некрасивую хохотушку со вздернутым носом и несносным характером. Отметив вполне очевидные сходства, она подумала о том, что в мире слишком много похожих друг на друга людей. Которые могут или могли жить в разное время, в разных странах, а могли и вообще жить только в воображении избранных, типа Бертолуччи, но с профилями реальных, тоже на кого-то похожих. Она улыбнулась случайной мысли.
На экране чужая мать искала объяснений самоубийства дочери – должны же были остаться какие-то следы: записки, письма, дневники. Не ищите, сказал Брандо, бесполезно, ничего нет. Она не верила и продолжала рыться в вещах. А моя героиня, которую я так и буду пока называть Она, так вот моя героиня вдруг подумала о том, что, если бы, не дай бог, она покончила жизнь самоубийством (а чего скрывать? такие мысли иногда приходили в ее легкомысленную голову), она непременно оставила бы после себя ту самую, пухлую от напечатанных листов папку, красную с белым, оставила бы на видном месте, чтобы непременно нашли и все поняли, все-все, про нее, про него, про другого него, про их жизнь и про ее смерть. Только вот где она оставила бы эту папку, вернее у кого, она пока так и не решила.
И нажала play.
На экране обнаженные любовники придумывали друг другу имена. Не желая знать истинных. И она, усмехнувшись, подумала о том, что сегодня они попали в точку, потому что именно сегодня она носила чужое имя. С самого утра. Славное и редкое чужое имя, никогда не встречавшееся в кругу ее многочисленных знакомых, но от чего-то вспомнившееся и почему-то приглянувшееся. Жених Марии Шнайдер, снимавший по сюжету кино про обыкновенную парижскую девушку, стал искать кадр, чтобы поймать в нем свою возлюбленную. И тут Ася (а именно так с утра звали мою героиню), закрыв глаза, вдруг ясно представила себе картину, в которой сама была поймана. Много лет назад. Тем, кто теперь… Нет, об этом позже, сначала картина.
Шел снег. Медленный, нежный и немного печальный. Тот самый, во время падения которого так хочется бродить по городу, ловя губами собственный, только что оторвавшийся от выдоха пар, улыбаться без причины и провожать взглядами случайных прохожих. Она стояла у большой, освещенной витрины и смотрела во все глаза. На ней были белые узкие джинсы и короткая меховая шубка. Такой Он ее и увидел. Юной, восторженной и очень красивой.
А тем временем двое на экране телевизора не унимались.
– Мне было 13, он был смуглый и очень худой. Я влюбилась в него, когда он играл на фортепиано. Мы умирали от жары…
– О, да, это хороший предлог!
– После обеда, когда взрослые уснули…
– Только не говори, что он не возбуждал тебя!
– Я никогда не позволяла!
– Врушка, маленькая врушка!
– Он возбуждал меня.
– Ну вот. Когда ты впервые кончила?
Сплошные многоточия. Но ни капли смущения, так и должно быть. В конце их сада росли два дерева – платан и орех. После школы они садились каждый под своим деревом и мастурбировали. Кто первый кончал, тот и выигрывал.
Ася нажала на паузу. Дотянулась до стоявшей на тумбочке у кровати широкой чашки с золотистым сладким чаем, поднесла чашку к губам, весело и громко отхлебнула. Поставила чашку обратно, растоптала кулачками пригревшуюся за спиной подушку и, захватив пальцами край одеяла, сползла вместе с ним вниз, в нутро постели, нагретой ее теплом и желаниями. Закрыла глаза и, улыбаясь во весь рот, отчего и сама не знала, просто было хорошо и спокойно, решила хотя бы пять минут полежать в тишине и ни о чем не думать, решительно ни о чем.
Сказала себе так, и тут же, двух секунд не прошло, стала перебирать в памяти диалоги недавней встречи.
Это был обед в ресторане рядом с его работой. Она с удовольствием приехала. Сама. Что раньше случалось крайне редко. Впрочем, в последнее время и виделись они крайне редко. Раз в год, а то и в полтора. Ему было некогда. Очень некогда. Вот и сейчас постоянно звонил лежавший на столе телефон. Сначала Глеб отвечал, а потом выключил звук и лишь посматривал на определившийся номер.
– Отлично выглядишь, – сказал он, внимательно разглядывая Асю. – Как дела?
– Спасибо. Наверное, хорошо, раз ты делаешь мне комплименты, – сказала она, улыбнувшись. – Все-таки 37 лет не виделись.
– Да ладно. На тебе время никак не отражается. Умница. Что делаешь?
– Как всегда, – протянула Ася, как будто собираясь с мыслями. – Работа, дом, иногда театр, совсем иногда выставки, друзья, танцы. А ты?
– А я борюсь, – сказал он и лукаво улыбнулся.
Ася игриво сдвинула брови и чуть повернула голову, давая понять, что заинтересована и хотела бы услышать продолжение. Но Глеб улыбался и молчал.
– С кем борешься? – спросила она, не выдержав.
– Не с кем, а с чем, – еще более загадочно произнес он. – С метеоритами.
– С метеоритами, – рассмеявшись, повторил Глеб. – Неужели ты не слышала? Кажется, все СМИ передавали. Позавчера над Ярославкой прошел дождь из метеоритов. Ну, конечно, он прошел ровно в том самом месте, где ехал я на своем новеньком Мерседесе.
– Ты сейчас шутишь? – почти серьезно проговорила Ася.
Он фыркнул. Он и раньше всегда так делал, когда сочинял. Для пущей убедительности.
– Ты забыла, я никогда не шучу. Я же – ответственный работник. Не веришь, пойдем сейчас на улицу, я тебе покажу своего бедного изрешеченного коня. Ему и правда досталось.
– Ты что, и сам метеорит видел?
Зазвонил телефон. На этот раз ее телефон. Ася посмотрела на определившийся номер, извинилась и взяла трубку. Звонили из редакции толстого литературного журнала. Она ждала этого звонка, потому и ответила:
– Здравствуйте, Ольга Борисовна. Да, могу.
Все время, пока Ася говорила, Глеб внимательно смотрел на нее, изредка отпивая глоток вина из бокала. Когда она положила трубку, он спросил:
– Что пишешь?
– Так. Зарисовки из жизни обеспеченной женщины, – сказала она грустно.
Она пожала плечами:
– Вряд ли тебе будет интересно. Женская чушь. Впрочем, пожалуйста, пришлю, – она вяло ковыряла вилкой карпаччо из осьминога. Вдруг спросила:
– А ты? Ты ведь тоже… Как твоя книга? Продвигается? Или есть новые затеи?
– Если пришлешь мне зарисовки, я пришлю тебе что-нибудь из своего. Правда, боюсь это будет не очень равноценно, – загадочно сказал он.
– Это почему это?
– Ты будешь шокирована.
Она удивленно подняла брови.
– Потому что это для мальчиков.
Она подняла брови еще выше.
Он усмехнулся.
– То есть очень жестко. Очень. Другого слова подобрать не могу.
– Порнография что ли? – посмеялась она.
– Ну, вот я тебе пришлю, ты мне и скажешь, что это, – сказал Глеб, слегка дотронувшись до ее руки, лежавшей на столе. – Но по-моему, это комиксы.
– Ну, ты и затейник. Я уже дико заинтригована. Когда пришлешь?
– Да вечером и пришлю. Но будь готова. Не все так просто.
Он положил в карман разрывавшийся в режиме «встреча» телефон, проводил ее до машины и поцеловал в губы. Крепко. По-настоящему. Это было прекрасно. Как всегда.
Поздним вечером она, как и было обещано, получила письмо под названием «Бангкок».
Такого откровенного текста в ее электронной почте еще не было. Она поняла это с первых же строк.
Одну звали О, другую Лани. Они сидели, прижавшись друг к другу, в окружении еще ста тайских девушек и глядели на моряков.
– Вы уже выбрали девушку? – с улыбкой спросил менеджер.
– Пожалуй, да – я возьму вот эту, под номером 37, – Джим указал на Лани. Та поняла, что речь идет о ней, и принялась что-то быстро говорить своей подруге. О подняла глаза на Джима, придирчиво его оглядела и жестами попросила пригласить их обеих.
– Возьмите двух, – поддержал своих подопечных менеджер, – не пожалеете.
Джим проверил содержимое карманов, денег ему вроде хватало, даже еще оставалась на обязательную бутылку французского шампанского, которую клиентам полагалось взять с собой в номер…
В поисках точки Gmail
Письма о любви, о сексе и о жизни в промежутках между ними
Ангелина Монич
Все имена героев вымышлены, любое совпадение с реальными людьми случайность.
Замысел книги всегда выходит
В этом и состоит таинственность
литературы.
Хорхе Луис Борхес
Дизайнер обложки Мария Бангерт
© Ангелина Монич, 2017
© Мария Бангерт, дизайн обложки, 2017
ISBN 978-5-4485-0330-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
О себе
Буквам я верю больше, чем словам. К буквам можно вернуться, как к людям. Потрогать и вновь почувствовать. И может быть, почувствовать что-то совершенно иное. А слова сказанные тонут. В бряцании чайных ложек, в чужом смехе, в шорохе простыней, в сотнях «хочу тебя». Как их потом узнать, утопленников? Вроде и не жили. Придумала?
Силу словам дает сила ощущений. Рождаешь, когда чувствуешь. И иногда боишься этого. Боишься боли переживаний. А что если нечто стоящее и любимое можно произвести на свет только один раз? Всего лишь однажды? А потом из страха почувствовать вновь, пользоваться эпидурально? С помощью эпидуральной анестезии. И рождать тексты, от которых ничего не шевелится и не кричит. Зато и сама не чувствуешь, как может быть больно. И тогда можно далеко и ровно бежать. Работа такая. Привычка. Мозоль, знаете. Натертость жизнью.
И еще. У нормальных женщин есть точка G. У ненормальных, то есть у меня одной, – точка Gmail. Я испытываю удовольствие оттого, что пишу письма. Сегодня я все утро неистово занималась любовью. Мне было хо-ро-шо. А в голове крутились надписи к картинкам. Длинные-предлиннные. Целые тексты. Я получала физическое удовольствие не просто оттого, что во мне двигался мужчина, но оттого, что во мне рождались слова. Дико возбуждающие слова. О любви. О плотской любви. Я испытывала оргазм оттого, что писала письма воображением. Меня возбуждала сама мысль о том, что я готова писать эти письма не только в мыслях. Меня манила перспектива этой дикой эротической игры. И я вдруг почувствовала, что это очень важно.
В общем, здравствуй, мой дорогой друг. Именно тебя я решила посвятить в свою личную и, как мне кажется, весьма увлекательную жизнь. Посылаю тебе страницы своей ужасно откровенной книги. Я ее писала много лет, но опубликовать решилась только теперь. Так что, читая, не удивляйся признакам недавнего прошлого, где еще нет фейсбука, и люди иногда встречаются в кафе, а не в скайпе. И, пожалуйста, не делись ни с кем этими текстами прежде, чем они увидят свет, иначе заявить об их ценности лично мне будет уже невозможно, меня здесь просто не будет, потому что меня убьют.
По телевизору показывали «Последнее танго в Париже». Очередное последнее танго. Сколько раз она видела этот фильм и только теперь вдруг заметила, что в профиль Марлон Брандо сильно напоминал Анну Ахматову. Чудовищное сравнение. А его теща, по фильму мать покончившей с собой жены, – ее приятельницу Галю, полную некрасивую хохотушку со вздернутым носом и несносным характером. Отметив вполне очевидные сходства, она подумала о том, что в мире слишком много похожих друг на друга людей. Которые могут или могли жить в разное время, в разных странах, а могли и вообще жить только в воображении избранных, типа Бертолуччи, но с профилями реальных, тоже на кого-то похожих. Она улыбнулась случайной мысли.
На экране чужая мать искала объяснений самоубийства дочери – должны же были остаться какие-то следы: записки, письма, дневники. Не ищите, сказал Брандо, бесполезно, ничего нет. Она не верила и продолжала рыться в вещах. А моя героиня, которую я так и буду пока называть Она, так вот моя героиня вдруг подумала о том, что, если бы, не дай бог, она покончила жизнь самоубийством (а чего скрывать? такие мысли иногда приходили в ее легкомысленную голову), она непременно оставила бы после себя ту самую, пухлую от напечатанных листов папку, красную с белым, оставила бы на видном месте, чтобы непременно нашли и все поняли, все-все, про нее, про него, про другого него, про их жизнь и про ее смерть. Только вот где она оставила бы эту папку, вернее у кого, она пока так и не решила.
И нажала play.
На экране обнаженные любовники придумывали друг другу имена. Не желая знать истинных. И она, усмехнувшись, подумала о том, что сегодня они попали в точку, потому что именно сегодня она носила чужое имя. С самого утра. Славное и редкое чужое имя, никогда не встречавшееся в кругу ее многочисленных знакомых, но от чего-то вспомнившееся и почему-то приглянувшееся. Жених Марии Шнайдер, снимавший по сюжету кино про обыкновенную парижскую девушку, стал искать кадр, чтобы поймать в нем свою возлюбленную. И тут Ася (а именно так с утра звали мою героиню), закрыв глаза, вдруг ясно представила себе картину, в которой сама была поймана. Много лет назад. Тем, кто теперь… Нет, об этом позже, сначала картина.
Шел снег. Медленный, нежный и немного печальный. Тот самый, во время падения которого так хочется бродить по городу, ловя губами собственный, только что оторвавшийся от выдоха пар, улыбаться без причины и провожать взглядами случайных прохожих. Она стояла у большой, освещенной витрины и смотрела во все глаза. На ней были белые узкие джинсы и короткая меховая шубка. Такой Он ее и увидел. Юной, восторженной и очень красивой.
А тем временем двое на экране телевизора не унимались.
– Мне было 13, он был смуглый и очень худой. Я влюбилась в него, когда он играл на фортепиано. Мы умирали от жары…
– О, да, это хороший предлог!
– После обеда, когда взрослые уснули…
– Только не говори, что он не возбуждал тебя!
– Я никогда не позволяла!
– Врушка, маленькая врушка!
– Он возбуждал меня.
– Ну вот. Когда ты впервые кончила?
Сплошные многоточия. Но ни капли смущения, так и должно быть. В конце их сада росли два дерева – платан и орех. После школы они садились каждый под своим деревом и мастурбировали. Кто первый кончал, тот и выигрывал.
Ася нажала на паузу. Дотянулась до стоявшей на тумбочке у кровати широкой чашки с золотистым сладким чаем, поднесла чашку к губам, весело и громко отхлебнула. Поставила чашку обратно, растоптала кулачками пригревшуюся за спиной подушку и, захватив пальцами край одеяла, сползла вместе с ним вниз, в нутро постели, нагретой ее теплом и желаниями. Закрыла глаза и, улыбаясь во весь рот, отчего и сама не знала, просто было хорошо и спокойно, решила хотя бы пять минут полежать в тишине и ни о чем не думать, решительно ни о чем.
Сказала себе так, и тут же, двух секунд не прошло, стала перебирать в памяти диалоги недавней встречи.
Это был обед в ресторане рядом с его работой. Она с удовольствием приехала. Сама. Что раньше случалось крайне редко. Впрочем, в последнее время и виделись они крайне редко. Раз в год, а то и в полтора. Ему было некогда. Очень некогда. Вот и сейчас постоянно звонил лежавший на столе телефон. Сначала Глеб отвечал, а потом выключил звук и лишь посматривал на определившийся номер.
– Отлично выглядишь, – сказал он, внимательно разглядывая Асю. – Как дела?
– Спасибо. Наверное, хорошо, раз ты делаешь мне комплименты, – сказала она, улыбнувшись. – Все-таки 37 лет не виделись.
– Да ладно. На тебе время никак не отражается. Умница. Что делаешь?
– Как всегда, – протянула Ася, как будто собираясь с мыслями. – Работа, дом, иногда театр, совсем иногда выставки, друзья, танцы. А ты?
– А я борюсь, – сказал он и лукаво улыбнулся.
Ася игриво сдвинула брови и чуть повернула голову, давая понять, что заинтересована и хотела бы услышать продолжение. Но Глеб улыбался и молчал.
– С кем борешься? – спросила она, не выдержав.
– Не с кем, а с чем, – еще более загадочно произнес он. – С метеоритами.
– С метеоритами, – рассмеявшись, повторил Глеб. – Неужели ты не слышала? Кажется, все СМИ передавали. Позавчера над Ярославкой прошел дождь из метеоритов. Ну, конечно, он прошел ровно в том самом месте, где ехал я на своем новеньком Мерседесе.
– Ты сейчас шутишь? – почти серьезно проговорила Ася.
Он фыркнул. Он и раньше всегда так делал, когда сочинял. Для пущей убедительности.
– Ты забыла, я никогда не шучу. Я же – ответственный работник. Не веришь, пойдем сейчас на улицу, я тебе покажу своего бедного изрешеченного коня. Ему и правда досталось.
– Ты что, и сам метеорит видел?
Отзывы (5)
Казалось бы, сегодня любой психолог скажет женщине: поднял на тебя мужчина руку – беги! И больше к нему не возвращайся. Вариант – первый раз сказать, что с тобой так нельзя, а если будет второй – бежать. Главное – быстро и не останавливаясь.
И тем не менее почему-то появляются такие тексты.
Где главная героиня живет в хорошем доме, ездит на хорошей машине – правда, приезжая в город на работу, обедает фастфудом и экономит на метро, зато дома кушает творожок из «Жуковки Гурмэ». И ради этого всего – терпит от мужа побои и унижения. Ладно бы малограмотная деревенская сирота – но нет: вполне современная, неглупая дамочка, работающая не в самом худшем месте Москвы. В свободное от работы и семейных разборок время эта дамочка пишет эссе о своей тяжкой жизни – и боится, что их кто-нибудь увидит. При этом особых причин, почему нельзя уйти от мужа, нет. Ну да, редакторская зарплата маленькая, с мамой и 10-летним сыном в хрущобе жить неохота, снять квартиру – жить будет не на что, да и муж может накостылять. Одна радость – ночная переписка с бывшим любовником. У обоих семья, оба не хотят менять свою жизнь – но эти письма с описанием сексуальных похождений (с его стороны) и «жизни обеспеченной женщины», а также ее довольно смелых сексуальных фантазий – с другой, помогают обоим – э-э-э – терпеть привычную повседневную рутину.
В общем, несмотря на множество интересных с точки зрения стиля фрагментов (один, например, – про душу, падающую от криков мужа куда-то под самый маленький ноготок на ноге) и яркие, откровенные – что для русскоязычной женской прозы непривычно – описания постельных утех, не мой это роман. Потому что героиня сочувствия не вызывает. Да и не происходит особо ничего: ну, выговаривается в письмах, ну, хочет и не может встретиться со своим бывшим, а ныне – другом по переписке, потому что ему это не надо. В конце, правда, уезжает от мужа к маме – судя по отправленной СМС, просто развеяться, т. е. не навсегда. В общем, это как раз тот случай, когда героиням нехудожественных произведений, например, статей с благотворительных сайтов, сочувствуешь больше. Тем же девушкам с маленькими детьми, сбегающим от рукоприкладства мужей кто на улицу, кто к подруге, кто в центр поддержки молодых мам. Ни работы, ни профессии, ни связей, ни родни в Москве – но вот как-то выплывают… Как говорится, кому хлеб черствый, а кому жемчуг мелкий.
Похоже, на сегодняшний день лучшее, что написано об интернетном романе, – книга Януша Вишневского «Одиночество в сети». Кстати, героиня «В поисках точки Gmail» ее упоминает. А хороша эта книга, на мой взгляд, потому, что у Вишневского герои не только говорят об умном и не очень, живут, работают, занимаются сексом и думают о нем – но и любят друг друга.
Ну что я хочу вам сказать? Давно я не читал столь отважных текстов. Столь честных и откровенных. Столь искренних и умных.
Случайно «пойманная» в Сети цитата привела к знакомству с этой книгой. Если честно, то не ожидал от себя, насколько сильно эта история меня заденет за живое.
Покорит и утащит своим ритмом, вязью слов (и букв, которым автор верит больше, чем «утопленникам»), отчетливостью и свежестью образов. Тема одновременно и стара как мир, и абсолютно свежа и актуальна для каждого, кто любит и умеет прислушиваться к себе, к другим людям и к миру, в котором нам довелось жить. Понять другого/другую, объяснить себе самому что-то, о чём думаешь, но не вслух, чем не делишься ни с кем, помогает эта книга. Искренность и откровенность текста таковы, что «чувствуешь себя единственным читателем».
А вообще это всё о творчестве и искусстве находить и дарить радость во всех её проявлениях!
Читайте и сопереживайте, читайте и радуйтесь, читайте и пробуждайтесь! Любите – это всё, что вам нужно.
PS "Где-то в городе летает ангел мой темноволосый… "
После первых страниц, после знакомства с главной героиней, я вынуждена была остановиться и вернуться в начало. Потому что мне было не понятно, как автор «попала» в меня, в мои личные переживания. Было такое ощущение, что Мага говорила моими словами. Я специально читала медленно, растягивая удовольствие, ожидая новых писем главного героя. И оказываетсяcя, что в финале… впрочем, нет, не буду раскрывать все тайны о том, что же в конце. Книга для тех, кто привык думать и чувствовать.
Честная и откровенная книга. Написана круто!
За игрой слов так легко спрятаться. Тем более, если любишь играть словами так, как автор романа. И надо быть очень сильной, чтобы достичь такой глубины искренности и не пытаться повернуться к читателю выгодной стороной.
Именно этим роман и зацепил: упорным, упрямым, старательным и последовательным стремлением быть такой, как есть. Верой в то, что сейчас важна именно ты – такая, как есть, без украшений.
Цепляет несоответствие двух линий отношений: яркая и сильная энергия виртуального романа Маги и её поведение в реальной жизни.
В героине многие узнают себя. Детали различны, суть одна. Ты сливаешь свою жизнь, потому что… Нипочему, так бывает. Всё переплелось и перепуталось, мотив давно перестал быть понятен даже тебе самому.
Ещё 1 отзыв
Все имена героев вымышлены, любое совпадение с реальными людьми случайность.
Замысел книги всегда выходит
В этом и состоит таинственность
литературы.
Хорхе Луис Борхес
Дизайнер обложки Мария Бангерт
© Ангелина Монич, 2017
© Мария Бангерт, дизайн обложки, 2017
ISBN 978-5-4485-0330-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предисловие
О себе
Буквам я верю больше, чем словам. К буквам можно вернуться, как к людям. Потрогать и вновь почувствовать. И может быть, почувствовать что-то совершенно иное. А слова сказанные тонут. В бряцании чайных ложек, в чужом смехе, в шорохе простыней, в сотнях «хочу тебя». Как их потом узнать, утопленников? Вроде и не жили. Придумала?
Силу словам дает сила ощущений. Рождаешь, когда чувствуешь. И иногда боишься этого. Боишься боли переживаний. А что если нечто стоящее и любимое можно произвести на свет только один раз? Всего лишь однажды? А потом из страха почувствовать вновь, пользоваться эпидурально? С помощью эпидуральной анестезии. И рождать тексты, от которых ничего не шевелится и не кричит. Зато и сама не чувствуешь, как может быть больно. И тогда можно далеко и ровно бежать. Работа такая. Привычка. Мозоль, знаете. Натертость жизнью.
И еще. У нормальных женщин есть точка G. У ненормальных, то есть у меня одной, – точка Gmail. Я испытываю удовольствие оттого, что пишу письма. Сегодня я все утро неистово занималась любовью. Мне было хо-ро-шо. А в голове крутились надписи к картинкам. Длинные-предлиннные. Целые тексты. Я получала физическое удовольствие не просто оттого, что во мне двигался мужчина, но оттого, что во мне рождались слова. Дико возбуждающие слова. О любви. О плотской любви. Я испытывала оргазм оттого, что писала письма воображением. Меня возбуждала сама мысль о том, что я готова писать эти письма не только в мыслях. Меня манила перспектива этой дикой эротической игры. И я вдруг почувствовала, что это очень важно.
В общем, здравствуй, мой дорогой друг. Именно тебя я решила посвятить в свою личную и, как мне кажется, весьма увлекательную жизнь. Посылаю тебе страницы своей ужасно откровенной книги. Я ее писала много лет, но опубликовать решилась только теперь. Так что, читая, не удивляйся признакам недавнего прошлого, где еще нет фейсбука, и люди иногда встречаются в кафе, а не в скайпе. И, пожалуйста, не делись ни с кем этими текстами прежде, чем они увидят свет, иначе заявить об их ценности лично мне будет уже невозможно, меня здесь просто не будет, потому что меня убьют.
Глава 1
По телевизору показывали «Последнее танго в Париже». Очередное последнее танго. Сколько раз она видела этот фильм и только теперь вдруг заметила, что в профиль Марлон Брандо сильно напоминал Анну Ахматову.
Чудовищное сравнение. А его теща, по фильму мать покончившей с собой жены, – ее приятельницу Галю, полную некрасивую хохотушку со вздернутым носом и несносным характером. Отметив вполне очевидные сходства, она подумала о том, что в мире слишком много похожих друг на друга людей. Которые могут или могли жить в разное время, в разных странах, а могли и вообще жить только в воображении избранных, типа Бертолуччи, но с профилями реальных, тоже на кого-то похожих. Она улыбнулась случайной мысли.
На экране чужая мать искала объяснений самоубийства дочери – должны же были остаться какие-то следы: записки, письма, дневники. Не ищите, сказал Брандо, бесполезно, ничего нет. Она не верила и продолжала рыться в вещах. А моя героиня, которую я так и буду пока называть Она, так вот моя героиня вдруг подумала о том, что, если бы, не дай бог, она покончила жизнь самоубийством (а чего скрывать? такие мысли иногда приходили в ее легкомысленную голову), она непременно оставила бы после себя ту самую, пухлую от напечатанных листов папку, красную с белым, оставила бы на видном месте, чтобы непременно нашли и все поняли, все-все, про нее, про него, про другого него, про их жизнь и про ее смерть. Только вот где она оставила бы эту папку, вернее у кого, она пока так и не решила.
И нажала play.
На экране обнаженные любовники придумывали друг другу имена. Не желая знать истинных. И она, усмехнувшись, подумала о том, что сегодня они попали в точку, потому что именно сегодня она носила чужое имя. С самого утра. Славное и редкое чужое имя, никогда не встречавшееся в кругу ее многочисленных знакомых, но от чего-то вспомнившееся и почему-то приглянувшееся. Жених Марии Шнайдер, снимавший по сюжету кино про обыкновенную парижскую девушку, стал искать кадр, чтобы поймать в нем свою возлюбленную. И тут Ася (а именно так с утра звали мою героиню), закрыв глаза, вдруг ясно представила себе картину, в которой сама была поймана. Много лет назад. Тем, кто теперь… Нет, об этом позже, сначала картина.
Шел снег. Медленный, нежный и немного печальный. Тот самый, во время падения которого так хочется бродить по городу, ловя губами собственный, только что оторвавшийся от выдоха пар, улыбаться без причины и провожать взглядами случайных прохожих. Она стояла у большой, освещенной витрины и смотрела во все глаза. На ней были белые узкие джинсы и короткая меховая шубка. Такой Он ее и увидел. Юной, восторженной и очень красивой.
А тем временем двое на экране телевизора не унимались.
– Мне было 13, он был смуглый и очень худой. Я влюбилась в него, когда он играл на фортепиано. Мы умирали от жары…
– О, да, это хороший предлог!
– После обеда, когда взрослые уснули…
– Только не говори, что он не возбуждал тебя!
– Я никогда не позволяла!
– Врушка, маленькая врушка!
– Он возбуждал меня.
– Ну вот. Когда ты впервые кончила?
Сплошные многоточия. Но ни капли смущения, так и должно быть. В конце их сада росли два дерева – платан и орех. После школы они садились каждый под своим деревом и мастурбировали. Кто первый кончал, тот и выигрывал.
Ася нажала на паузу. Дотянулась до стоявшей на тумбочке у кровати широкой чашки с золотистым сладким чаем, поднесла чашку к губам, весело и громко отхлебнула. Поставила чашку обратно, растоптала кулачками пригревшуюся за спиной подушку и, захватив пальцами край одеяла, сползла вместе с ним вниз, в нутро постели, нагретой ее теплом и желаниями. Закрыла глаза и, улыбаясь во весь рот, отчего и сама не знала, просто было хорошо и спокойно, решила хотя бы пять минут полежать в тишине и ни о чем не думать, решительно ни о чем.
Сказала себе так, и тут же, двух секунд не прошло, стала перебирать в памяти диалоги недавней встречи.
Это был обед в ресторане рядом с его работой. Она с удовольствием приехала. Сама. Что раньше случалось крайне редко. Впрочем, в последнее время и виделись они крайне редко. Раз в год, а то и в полтора. Ему было некогда. Очень некогда. Вот и сейчас постоянно звонил лежавший на столе телефон. Сначала Глеб отвечал, а потом выключил звук и лишь посматривал на определившийся номер.
– Отлично выглядишь, – сказал он, внимательно разглядывая Асю. – Как дела?
– Спасибо. Наверное, хорошо, раз ты делаешь мне комплименты, – сказала она, улыбнувшись. – Все-таки 37 лет не виделись.
– Да ладно. На тебе время никак не отражается. Умница. Что делаешь?
– Как всегда, – протянула Ася, как будто собираясь с мыслями. – Работа, дом, иногда театр, совсем иногда выставки, друзья, танцы. А ты?
– А я борюсь, – сказал он и лукаво улыбнулся.
Ася игриво сдвинула брови и чуть повернула голову, давая понять, что заинтересована и хотела бы услышать продолжение. Но Глеб улыбался и молчал.
– С кем борешься? – спросила она, не выдержав.
– Не с кем, а с чем, – еще более загадочно произнес он. – С метеоритами.
– С метеоритами, – рассмеявшись, повторил Глеб. – Неужели ты не слышала? Кажется, все СМИ передавали. Позавчера над Ярославкой прошел дождь из метеоритов. Ну, конечно, он прошел ровно в том самом месте, где ехал я на своем новеньком Мерседесе.
– Ты сейчас шутишь? – почти серьезно проговорила Ася.
Он фыркнул. Он и раньше всегда так делал, когда сочинял. Для пущей убедительности.
– Ты забыла, я никогда не шучу. Я же – ответственный работник. Не веришь, пойдем сейчас на улицу, я тебе покажу своего бедного изрешеченного коня. Ему и правда досталось.
– Ты что, и сам метеорит видел?
Зазвонил телефон. На этот раз ее телефон. Ася посмотрела на определившийся номер, извинилась и взяла трубку. Звонили из редакции толстого литературного журнала. Она ждала этого звонка, потому и ответила:
– Здравствуйте, Ольга Борисовна. Да, могу.
Все время, пока Ася говорила, Глеб внимательно смотрел на нее, изредка отпивая глоток вина из бокала. Когда она положила трубку, он спросил:
– Что пишешь?
– Так. Зарисовки из жизни обеспеченной женщины, – сказала она грустно.
Она пожала плечами:
– Вряд ли тебе будет интересно. Женская чушь. Впрочем, пожалуйста, пришлю, – она вяло ковыряла вилкой карпаччо из осьминога. Вдруг спросила:
– А ты? Ты ведь тоже… Как твоя книга? Продвигается? Или есть новые затеи?
– Если пришлешь мне зарисовки, я пришлю тебе что-нибудь из своего. Правда, боюсь это будет не очень равноценно, – загадочно сказал он.
– Это почему это?
– Ты будешь шокирована.
Она удивленно подняла брови.
– Потому что это для мальчиков.
Она подняла брови еще выше.
Он усмехнулся.
– То есть очень жестко. Очень. Другого слова подобрать не могу.
– Порнография что ли? – посмеялась она.
– Ну, вот я тебе пришлю, ты мне и скажешь, что это, – сказал Глеб, слегка дотронувшись до ее руки, лежавшей на столе. – Но по-моему, это комиксы.
– Ну, ты и затейник. Я уже дико заинтригована. Когда пришлешь?
– Да вечером и пришлю. Но будь готова. Не все так просто.
Он положил в карман разрывавшийся в режиме «встреча» телефон, проводил ее до машины и поцеловал в губы. Крепко. По-настоящему. Это было прекрасно. Как всегда.
Поздним вечером она, как и было обещано, получила письмо под названием «Бангкок».
Такого откровенного текста в ее электронной почте еще не было. Она поняла это с первых же строк.
Одну звали О, другую Лани. Они сидели, прижавшись друг к другу, в окружении еще ста тайских девушек и глядели на моряков.
– Вы уже выбрали девушку? – с улыбкой спросил менеджер.
– Пожалуй, да – я возьму вот эту, под номером 37, – Джим указал на Лани. Та поняла, что речь идет о ней, и принялась что-то быстро говорить своей подруге. О подняла глаза на Джима, придирчиво его оглядела и жестами попросила пригласить их обеих.
– Возьмите двух, – поддержал своих подопечных менеджер, – не пожалеете.
Джим проверил содержимое карманов, денег ему вроде хватало, даже еще оставалась на обязательную бутылку французского шампанского, которую клиентам полагалось взять с собой в номер…
Глава 2
Два дня из жизни обеспеченной женщины
Оставив свой шикарный серебристый дом на колесах у первой же от кольца станции метро, Маргарита двинулась к переходу. Шестнадцатиэтажный колодец (единственное возле метро место, где можно было бросить машину) она откопала еще зимой, когда, простояв больше часа в пробке, плюнула на кожаный музыкальный комфорт и впервые за долгое время спустилась в подземку. Впечатлений тогда у нее была масса, и все больше положительные. Ей понравились эти 25 минут под землей. Она с удовольствием разглядывала людей, подсматривала их тексты и подслушивала слова. Благо была середина дня, лица в вагонах были преимущественно молодые и ничем особенным не пахли. С тех пор случаи, когда ей приходилось добираться до центра в толпе себе подобных, стали происходить все чаще. Проводить по пять часов в день за рулем, простаивая в пробках, было уже невмоготу.
Отметив отсутствие у турникетов подозрительных лиц в милицейской форме, Марго ловким движением руки вытащила из сумки кошелек и как бы невзначай приложила его к желтому глазку. Загорелся зеленый. Через секунду она была внутри. Бабушка в будке не обратила на нее никакого внимания, а бабушка на фотографии пластиковой социальной карты, лежавшей вместе с кредитками в кошельке, в очередной раз устало улыбнулась, – она уже давно никуда на транспорте не ездила, а льготы имела, чего им лежать без дела, на, внучка, пользуйся, все экономнее, только смотри, не давай проверять, а то враз отберут и потом уже не восстановишь. В месяц такой экономии набегало рублей восемьсот.
Перед самым эскалатором под носом у Маргариты возник молодой и неместный. Он лихо перескочил через перила, разделяющие тех, кто из метро выходит и тех, кто туда только что вошел, и, как ни в чем не бывало, поплыл вниз. «Зайцы паршивые. Понаехали, а платить не хотят», – с раздражением подумала она и шагнула следом.
«Следующая станция Белорусская». Здесь Машка живет. Одна остановка на автобусе и во двор. Сто лет с ней не разговаривала, все некогда, а надо бы, подруги все-таки. Близкие. В гости надо зазвать, не отвертится.
Маргарита жила хорошо и относила себя к женщинам обеспеченным. К своим 37 она была обеспечена большим загородным домом с зеленой лужайкой, обсаженной туями, двумя иномарками, хорошими туфлями, маникюром и приходящей дважды в неделю домработницей, которой, правда, платила сама, из небольшой своей редакторской зарплаты. Головомойками, дежурными и экстренными, Маргариту уже 16 лет обеспечивал муж. Чтобы жизнь малиной не казалась.
А малины в этом году было море. Малиновые кусты, купленные пять лет назад по случаю у дороги, были агрессивны и щедры. Они, нещадно вырезаемые каждый год, расползлись далеко за пределы выделенной им территории. За непослушание откупались ягодами, крупными и на редкость сладкими. Собирать их было неохота, ели с куста, остальные падали на землю или оседали в недрах морозилки, если до них добиралась рука изредка приезжающей свекрови. Огород у Маргариты имел название, но не имел вида. В этом году там сидела мята и экзотическая руккола. Вторая была посажена в качестве эксперимента. Когда эксперимент начал цвести желтыми пахучими цветами, его собрали в букет. Укропу и салату всходить было лень. Про любимый всей семьей горох в этом году вообще забыли. Зато еще весной в землю были воткнуты восемь семян кабачков-цуккини и три сетки семенного картофеля. О своей причастности к полевым работам Маргарита периодически не без гордости рассказывала на работе. В итоге рассказы эти городские маргаритины подруги так и окрестили «Вести с полей».
Вспомнив, как утром, на недолгой прогулке по полю, ее любимый годовалый пес с удовольствием поедал желтые головы одуванчиков, Маргарита улыбнулась. «Следующая станция Новослободская».
Сегодня снимали на Союзмультфильме. Возле входа, который только что съел организованную группу младших школьников, Маргариту уже ждали. Оператор Юра и водитель Сергей, завидев Марго, широко заулыбались.
– Слышала прикол? – выпалил Юра, едва Марго с ними поравнялась. – Лев Аронович берет интервью у Льва Абрамовича! Смешно, правда? Аня придумала вчера, когда мы с Додиным разговаривали.
Маргарита посмеялась. Острые на язык ее телевизионные коллеги все время находили повод для шуток. А с оператором Юрием и вовсе была связана масса историй. Дело в том, что Юра носил от рождения фамилию Путин. И всякий раз, когда нужно было аккредитовываться, фамилия эта оказывала на людей магическое действо. Во многих местах группу именно по ней и запоминали надолго, даже если она не появлялась в этом заведении целый год. Когда же в помощь Юрию Путину был определен Сергей Иванов, веселья стало еще больше.
– Пошли, работнички, – по-дружески сказала Марго и открыла тяжелую дверь.
При входе в тесное фойе оказалась вертушка, какие обычно ставят для сдерживания посетительского пыла при предъявлении пропусков. Причем в данной конструкции народ входил и выходил в один и тот же отсек. Поэтому когда почтенный оператор, обвешанный огромными сумками, неожиданно оказался в вертушке вместе с пышной дамой, желавшей покинуть здание, Маргарита еще раз повеселилась. Закрывшаяся за Юрой металлическая рама отвесила увесистый пинок даме, не успевшей к тому моменту покинуть опасную проходную зону. Съемка прошла в приподнятом настроении.
Обедала Марго уже в другой компании. Коллеги уехали на следующую съемку, она же двинулась пешком в сторону подземки, по дороге намереваясь непременно что-нибудь съесть. Попавшееся на пути заведение расползалось направо и налево, естественно, много обещая. Выбирая между «поесть вкусно» и «поесть быстро», Марго пошла направо. Вскоре приобрела обеденную соседку. Нахлобученная на стул тетка поедала картошку и одновременно говорила по телефону. Она ела быстро, а говорила еще быстрее. Из разговора Маргарита узнала, что 1) тетка работала риэлтером, что 2) нужно было срочно приватизировать двухкомнатную квартиру Петра Васильевича, и что 3) сделать это было крайне сложно, поскольку доля в этой самой квартире принадлежала матери его второй жены, а ее уже давно никто не видел. Тетка была так занята своим разговором, что вскоре ее разговор перестал занимать Марго, и она, голодная, стала опустошать свой поднос. Кроме бумажной тарелки с фаст-фудом и чая на подносе лежал чек, только что ею оплаченный. В чеке значилась сумма – 112 рублей и название блюда – «2 куска». После этого сообщения куски встали поперек горла, и Марго чуть не подавилась. Она подняла голову и огляделась.
Напротив, ровно посередине залитого солнцем окна, сидела девушка. Вся в прыщах. И тоже давилась. Не сводя с Маргариты своих светлых прыщавых глаз, девушка давилась желанием что-то у нее спросить. Это было так очевидно, что М. начала судорожно копаться в отсеках своей плохой памяти, силясь припомнить уставившееся на нее лицо. Знакомы мы что ли? Не нашлось такого. Тогда она вспомнила, как часто люди, которых она впервые видела, морщили нос, потом лоб и, наконец, говорили, что видели ее по телевизору, только не могут вспомнить, в какой программе, и что она нисколько с тех пор не изменилась. Но вряд ли девушка эта была из их числа. Она, видимо, уже давно сидела напротив окна, поскольку стол перед ней был пуст, и глаза тоже. Кроме желания прицепиться к кому-нибудь, в них больше ничего не читалось. Поединок взглядов прервал телефонный звонок. Звонил маргошин телефон. После слов «Райкин, король Лир, интервью», глаз девушки она уже не увидела – они были с другой стороны туловища, теперь разглядывавшего пешеходов за стеклом. Облегченно вздохнув, М. отхлебнула бумажный кофе и направилась в туалет.
Едва она закрыла за собой дверцу, из соседней кабинки раздался приятный дамский голос: «Добрый день!» Марго вздрогнула. Недрогнувший голос продолжил: «Скажите, пожалуйста, это вы хотели снять квартиру?» На другом конце мобильного провода что-то ответили, в кабинке завязался разговор. Но Маргарита его уже не слышала, ее информационный голод был утолен. Она вышла на улицу и, слившись с тверской толпой, потекла ко входу в метро. Домой.
На лестнице, под высоким, необыкновенной красоты мозаичным потолком с маяковскими стихами, прямо перед турникетами стоял дядька. Обыкновенного роста и совсем обычной наружности, он пел частушки. Под его «целовались бы еще да болит влагалище» всякий заплативший в кассу часть своей зарплаты получал доступ в недра Москвы.
Удивительное дело, – думала Марго, двигаясь к турникету с высоко поднятой головой и по дороге отыскивая знакомые места в мозаичных стихах, – заходят люди, любуются потолком, хватают за хвост гениальные строки, а о чем думают в этот момент? О художнике, который придумал, об архитекторе, о плиточниках, которые выкладывали, о вахтерше, которая знает наизусть, о частушках сомнительной наружности… О чем угодно, только не о самом Маяковском, в честь которого трудились все вышевспомненные, и тем более не о его возлюбленной Лиле Юрьевне Брик, которой половина звезд с этого неба и предназначалась. А они, между прочим, Брик с Маяковским, писали друг другу нежные письма. «Мине тибе хочется». Орфография, кстати, вполне соответствует сегодняшней новомодной и безответственной. Они, конечно, дурачились. Но как любили… Блин.
Проходя мимо самодеятельного певца, выступавшего, видимо для собственного удовольствия, поскольку емкостей для сбора денег вблизи него не было, народ улыбался. И не останавливался. Хорошего настроения хватало до середины эскалатора, далее вниз лица пассажиров темнели. На общем фоне иногда выделялись яркие пятна. Мимо Маргариты проплыло одно из них. В удалявшемся розовом Марго узнала голову нахлобученной тетки. Радостно выкрашенные волосы приковывали взгляд, тело их обладательницы – напротив. Оно было одето в ничем не примечательное пальтецо цвета песка. Сложись жизнь этой замученной квартирным вопросом дамы иначе, все было бы наоборот – сочетание «блондинка в розовом» показалась Марго более привлекательным. Она усмехнулась.
В метро Марго почти всегда везло. Именно отсюда она таскала сюжеты и аккуратно складывала их в свой журналистский загашник, который, как она надеялась, вскоре вполне мог бы превратиться в нечто литературное. Она хотела написать об этом «подмосковном» обществе случайных людей. И метро, в качестве знака ответного внимания, дарило идеи. Иногда совершенно неожиданные и страшные. Вот недавно ехала она по рыжей ветке, думала о чем-то личном и вдруг услышала голос диктора: «Станция Площадь Ногина, платформа справа». И увидела как маленькая девушка с большими серыми глазами, стоявшая у дверей и приготовившаяся выйти, вдруг растерялась, поняв, что здесь и сейчас ей не откроют, постояла в нерешительности, и только когда в вагон с противоположной стороны стали заходить люди, поспешила выйти, с трудом протиснувшись сквозь толпу. В жизни, подумала тогда Маргарита, все ровно также. Принял решение – все десять раз взвесил, обдумал, обговорил, прикинул что будет если не, просчитал варианты, проверил аргументы, все правильно – принял. Набрал воздуха в легкие, приготовился шагнуть (или сказать) – а платформа, блин, справа! А на схеме этого не видно. Это нужно знать. А чтобы знать – разочек прокатиться.