Дело было в октябре. Катерина Петровна жила в доме своего отца. Отец – известный в своё время художник. Он приехал в село, когда стал старым, ухаживал за садом, картин уже не рисовал. Дом был взят под охрану музеем области. А умрет Катерина Петровна? Что станет с домом? А ведь жили они с отцом в Париже. Теперь в родном селе Заборье ей и поговорить не с кем, разве что с Манюшкой, девчонкой-помощницей по дому. В благодарность хозяйка дома отдавала свои личные вещи: перчатки, шляпу. Иногда приходил сторож Тихон, готовил дрова на зиму. Вот он помнил отца хозяйки, сам он в то время мальчонкой был. Ему нравились работы художника.
Вот и все гости, а ночи казались длинными, нескончаемыми. Единственная дочь обосновалась в Ленинграде, в родном селе её видели три года назад. Мать Насте писала редко, а вспоминала о дочери часто. Дочь ответными письмами не баловала, но исправно ежемесячно переводила матери по двести рублей. В денежном переводе всегда было написано несколько строк, повторяющихся из месяца в месяц. Матери казалось, что деньги хранят запах дочери.
Однажды в садовую калитку среди ночи постучали. Катерина Петровна долго одевалась и тяжёлой поступью подошла к калитке. Вопрос старушки остался без ответа, и она подумала, что ей показалось, что за калиткой кто-то есть. Добрела до дома, написала письмо Насте, не дожидаясь утра. Она просила дочь приехать, попрощаться, она чувствовала приближение смерти.
Письмо отнесла на почту Манюшка. Работа у Насти была ответственная: секретарь Союза художников. Выставки и конкурсы она должна была организовывать. Получив письмо от матери, она отложила его чтение на потом. Она немного успокаивалась, получая такие весточки, значит, мать жива.
По поручению правления Настя пошла осматривать жилище молодого скульптора. Холодно и зябко показалось ей в мастерской творца, Тимофеев начал не очень приятный разговор, и чтобы переменить тему, Настя попросила показать скульптуру Гоголя. Писатель смотрел на неё с молчаливым укором. Она вдруг вспомнила, что так и не прочла письмо.
Выполнив поручение и добившись разрешения на персональную выставку для Тимофеева, Настя пришла домой. Ехать ей сейчас было нельзя, и не хотелось трястись в поезде, а потом видеть слёзы матери.
Около двух недель Настя готовила выставку, и она удалась. Началось обсуждение, в этот момент пришла курьерша и принесла телеграмму. В телеграмме было всего три слова о том, что мать умирает. А обсуждение шло своим чередом, говорили про заботу о человеке, хвалили Настю за чуткость, долго ей аплодировали. Настя держала в руке телеграмму от матери. И опять пронизывающий насквозь гоголевский взгляд. Выбежав на улицу, она заплакала, наконец-то, как будто прозрев и осознав, что её любила только одна мама и дороже и роднее матери у Насти никого нет. Одна только мысль не давала теперь Насте покою: «только бы успеть увидеть маму живой».
Все билеты были распроданы, но пожилая кассирша пожалела Настю и помогла сесть в поезд.
А Катерина Петровна уже совсем не вставала с постели и постоянно вспоминала о дочери. Пришёл Тихон и показал старушке телеграмму, прочитал её. А в ней сообщалась, что Настя выехала к матери. Догадалась мать, что Тихон эти слова утешения сам написал. Не дождалась дочери, умерла тихо, как будто уснула. Настя тоже не дождалась, приехала уже после похорон и уехала с тяжестью в сердце.
Для читательского дневника.
Октябрь был на редкость холодный, ненастный. Тесовые крыши почернели.
Спутанная трава в саду полегла, и все доцветал и никак не мог доцвесть и осыпаться один только маленький подсолнечник у забора.
Над лугами тащились из-за реки, цеплялись за облетевшие ветлы рыхлые тучи. Из них назойливо сыпался дождь.
По дорогам уже нельзя было ни пройти, ни проехать, и пастухи пере, стали гонять в луга стадо.
Пастуший рожок затих до весны. Катерине Петровне стало еще труднее вставать по утрам и видеть все то же: комнаты, где застоялся горький запах нетопленных печей, пыльный «Вестник Европы», пожелтевшие чашки на столе, давно не чищенный самовар и картины на стенах. Может быть, в комнатах было слишком сумрачно, а в глазах Катерины Петровны уже появилась темная вода, или, может быть, картины потускнели от времени, но на них ничего нельзя было разобрать. Катерина Петровна только по памяти знала, что вот эта – портрет ее отца, а вот эта – маленькая, в золотой раме – подарок Крамского, эскиз к его «Неизвестной». Катерина Петровна доживала свой век в старом доме, построенном ее отцом – известным художником.
В старости художник вернулся из Петербурга в свое родное село, жил на покое и занимался садом. Писать он уже не мог: дрожала рука, да и зрение ослабло, часто болели глаза.
Дом был, как говорила Катерина Петровна, «мемориальный». Он находился под охраной областного музея. Но что будет с этим домом, когда умрет она, последняя его обитательница, Катерина Петровна не знала. А в селе – называлось оно Заборье – никого не было, с кем бы можно было поговорить о картинах, о петербургской жизни, о том лете, когда Катерина Петровна жила с отцом в Париже и видела похороны Виктора Гюго.
Не расскажешь же об этом Манюшке, дочери соседа, колхозного сапожника, – девчонке, прибегавшей каждый день, чтобы принести воды из колодца, подмести полы, поставить самовар.
Катерина Петровна дарила Манюшке за услуги сморщенные перчатки, страусовые перья, стеклярусную черную шляпу.
– На что это мне? – хрипло спрашивала Манюшка и шмыгала носом. – Тряпичница я, что ли?
– А ты продай, милая, – шептала Катерина Петровна. Вот уже год, как она ослабела и не могла говорить громко. – Ты продай.
– Сдам в утиль, – решала Манюшка, забирала все и уходила.
Изредка заходил сторож при пожарном сарае – Тихон, тощий, рыжий. Он еще помнил, как отец Катерины Петровны приезжал из Петербурга, строил дом, заводил усадьбу.
Тихон был тогда мальчишкой, но почтение к старому художнику сберег на всю жизнь. Глядя на его картины, он громко вздыхал:
– Работа натуральная!
Тихон хлопотал часто без толку, от жалости, но все же помогал по хозяйству: рубил в саду засохшие деревья, пилил их, колол на дрова. И каждый раз, уходя, останавливался в дверях и спрашивал:
– Не слышно, Катерина Петровна, Настя пишет чего или нет?
Катерина Петровна молчала, сидя на диване – сгорбленная, маленькая, – и всё перебирала какие-то бумажки в рыжем кожаном ридикюле. Тихон долго сморкался, топтался у порога.
– Ну что ж, – говорил он, не дождавшись ответа. – Я, пожалуй, пойду, Катерина Петровна.
– Иди, Тиша, – шептала Катерина Петровна. – Иди, бог с тобой!
Он выходил, осторожно прикрыв дверь, а Катерина Петровна начинала тихонько плакать. Ветер свистел за окнами в голых ветвях, сбивал последние листья. Керосиновый ночник вздрагивал на столе. Он был, казалось, единственным живым существом в покинутом доме, – без этого слабого огня Катерина Петровна и не знала бы, как дожить до утра.
Ночи были уже долгие, тяжелые, как бессонница. Рассвет все больше медлил, все запаздывал и нехотя сочился в немытые окна, где между рам еще с прошлого года лежали поверх ваты когда-то желтые осенние, а теперь истлевшие и черные листья.
Настя, дочь Катерины Петровны и единственный родной человек, жила далеко, в Ленинграде. Последний раз она приезжала три года назад.
Катерина Петровна знала, что Насте теперь не до нее, старухи. У них, у молодых, свои дела, свои непонятные интересы, свое счастье. Лучше не мешать. Поэтому Катерина Петровна очень редко писала Насте, но думала о ней все дни, сидя на краешке продавленного дивана так тихо, что мышь, обманутая тишиной, выбегала из-за печки, становилась на задние лапки и долго, поводя носом, нюхала застоявшийся воздух.
Писем от Насти тоже не было, но раз в два-три месяца веселый молодой почтарь Василий приносил Катерине Петровне перевод на двести рублей. Он осторожно придерживал Кате.рину Петровну за руку, когда она расписывалась, чтобы не расписалась там, где не надо.
Василий уходил, а Катерина Петровна сидела, растерянная, с деньгами в руках. Потом она надевала очки и перечитывала несколько слов на почтовом переводе. Слова были все одни и те же: столько дел, что нет времени не то что приехать, а даже написать настоящее письмо.
Катерина Петровна осторожно перебирала пухлые бумажки. От старости она забывала, что деньги эти вовсе не те, какие были в руках у Насти, и ей казалось, что от денег пахнет Настиными духами.
Как-то, в конце октября, ночью, кто-то долго стучал в заколоченную уже несколько лет калитку в глубине сада.
Катерина Петровна забеспокоилась, долго обвязывала голову теплым платком, надела старый салоп, впервые за этот год вышла из дому. Шла она медленно, ощупью. От холодного воздуха разболелась голова. Позабытые звезды пронзительно смотрели на землю. Палые листья мешали идти.
Около калитки Катерина Петровна тихо спросила:
– Кто стучит?
Но за забором никто не ответил.
– Должно быть, почудилось, – сказала Катерина Петровна и побрела назад.
Она задохнулась, остановилась у старого дерева, взялась рукой за холодную, мокрую ветку и узнала: это был клен. Его она посадила давно, еще девушкой-хохотушкой, а сейчас он стоял облетевший, озябший, ему некуда было уйти от этой бесприютной, ветреной ночи.
Катерина Петровна пожалела клен, потрогала шершавый ствол, побрела в дом и в ту же ночь написала Насте письмо.
«Ненаглядная моя, – писала Катерина Петровна. – Зиму эту я не переживу. Приезжай хоть на день. Дай поглядеть на тебя, подержать твои руки. Стара я стала и слаба до того, что тяжело мне не то что ходить, а даже сидеть и лежать, – смерть забыла ко мне дорогу. Сад сохнет – совсем уж не тот, – да я его и не вижу. Нынче осень плохая. Так тяжело; вся жизнь, кажется, не была такая длинная, как одна эта осень».
Манюшка, шмыгая носом, отнесла это письмо на почту, долго засовывала его в почтовый ящик и заглядывала внутрь, – что там? Но внутри ничего не было видно – одна жестяная пустота.
Настя работала секретарем в Союзе художников. Работ«было много, Устройство выставок, конкурсов – все это проходило через ее руки.
Письмо от Катерины Петровны Настя получила на службе. Она спрятала его в сумочку, не читая, – решила прочесть после работы. Письма Катерины Петровны вызывали у Насти вздох облегчения: раз мать пишет – значит, жива. Но вместе с тем от них начиналось глухое беспокойство, будто каждое письмо было безмолвным укором.
После работы Насте надо было пойти в мастерскую молодого скульптора Тимофеева, посмотреть, как он живет, чтобы доложить об этом правлению Союза. Тимофеев жаловался на холод в мастерской и вообще на то, что его затирают и не дают развернуться.
На одной из площадок Настя достала зеркальце, напудрилась и усмехнулась, – сейчас она нравилась самой себе. Художники звали ее Сольвейг за русые волосы и большие холодные глаза.
Открыл сам Тимофеев – маленький, решительный, злой. Он был в пальто. Шею он замотал огромным шарфом, а на его ногах Настя заметила дамские фетровые боты.
– Не раздевайтесь, – буркнул Тимофеев. – А то замерзнете. Прошу!
Он провел Настю по темному коридору, поднялся вверх на несколько ступеней и открыл узкую дверь в мастерскую.
Рассказ «Телеграмма» Паустовский написал в 1946 году. В произведении автор затрагивает извечную для русской литературы проблему взаимоотношений родителей и детей. Описывая хмурые картины дождливой осени, Паустовский соотносит состояние природы с душевным состоянием Катерины Петровны.
Главные герои
Катерина Петровна – старая женщина, доживающая свои последние дни в одиночестве; мать Насти.
Настя – дочь Катерины Петровны; уехав в Ленинград, очень редко навещала старенькую мать.
Другие герои
Тихон – сторож пожарного сарая.
Манюшка – дочь сапожника.
Октябрь был холодный, шли дожди. Катерине Петровне стало «труднее вставать по утрам и видеть все то же» . Отец женщины был известным художником, он и построил этот дом в селе Заборье. Здесь Катерине Петровне не с кем было поговорить ни о картинах, ни об искусстве.
Каждый день к ней прибегала дочь соседа, колхозного сапожника, Манюшка и помогала женщине по хозяйству. Изредка заходил сторож при пожарном сарае – тощий рыжий Тихон, заставший еще время, когда этот дом строился.
Катерина Петровна каждый день думала о дочери Насте, которая жила сейчас в Ленинграде. Последний раз девушка приезжала три года назад. «Писем от Насти тоже не было» , но раз в два-три месяца Катерина Петровна получала от нее перевод на двести рублей.
Как-то в конце октября кто-то постучал в калитку в саду, но там никого не оказалось. В ту же ночь женщина написала Насте письмо о том, что она не переживет эту зиму. Попросила приехать хотя бы на день.
Настя работала секретарем в Союзе художников. Художники звали Настю «Сольвейг» – «за русые волосы и большие холодные глаза» . Письмо она решила прочесть позже. Письма матери вызывали у нее, с одной стороны, «вздох облегчения: раз мать пишет - значит, жива» , а с другой, становились «безмолвным укором» .
Как раз в это время Настя занималась организацией выставки молодого скульптора. В его мастерской внимание девушки привлекла скульптура Гоголя, который насмешливо и с укором смотрел на нее, словно напоминая о нераспечатанном в сумочке письме.
Прочтя письмо матери, Настя тут же подумала о долгом пути, «неизбежных материнских слезах» и спрятала конверт в ящик письменного стола.
Через две недели выставка состоялась. Все поздравляли скульптора и благодарили Настю. Неожиданно курьер принесла девушке телеграмму: «Катя помирает. Тихон» . Настя сначала подумала, что телеграмма адресовалась не ей, но в бумажной ленте значилось «Заборье» . Старый художник спросил у нее, что случилось. Девушка ответила, что «Это так… От одной знакомой» . Неожиданно ей снова показалось, будто Гоголь смотрит на нее, говоря: «Эх, ты!» .
Настя торопливо выбежала на улицу. Она поняла, что ее никто так не любил, «как эта дряхлая, брошенная всеми старушка» . Девушка пошла к станции железных дорог. Билетов не было, но кассир помогла ей.
Катерина Петровна не вставала уже десять дней, ей было трудно дышать. Манюшка шестые сутки сидела возле женщины. Тихон, чтобы как-то утешить Катерину Петровну, сам написал телеграмму и сказал, что она от ее дочери: «Дожидайтесь, выехала. Остаюсь всегда любящая дочь ваша Настя» . Женщина поблагодарила его, повернулась к стене и как будто уснула – умерла.
На следующий день Катерину Петровну хоронили, собралось много людей. Когда гроб несли на кладбище, к ним подошла молодая учительница. Она вспомнила о своей матери и поцеловала умершую Катерину Петровну в руку.
Настя приехала в Заборье на второй день после похорон. Вернувшись домой, девушка проплакала всю ночь. «Уехала Настя из Заборья крадучись, стараясь, чтобы ее никто не увидел и ни о чем не расспрашивал. Ей казалось, что никто, кроме Катерины Петровны, не мог снять с нее непоправимой вины, невыносимой тяжести».
Заключение
В рассказе «Телеграмма» образ Насти неоднозначен. Девушка не лишена сочувствия, она готова помогать другим. Однако по отношению к матери она не проявляла должной заботы. Стараясь отгородиться от всего, что происходило в Заборье, она пропустила и смерть родного человека.
Пересказ «Телеграммы» поможет быстро вспомнить сюжет рассказа, подготовиться к уроку литературы.
Тест по рассказу
Проверьте запоминание краткого содержания тестом:
Рейтинг пересказа
Средняя оценка: 4.1 . Всего получено оценок: 1405.
В этот холодный и ненастный октябрь Катерине Петровне стало ещё труднее вставать по утрам. Старый дом, в котором она доживала свой век, был построен её отцом, известным художником, и находился под охраной областного музея. Дом стоял в селе Заборье. Каждый день к Катерине Петровне прибегала Манюшка, дочь колхозного сапожника, помогала по хозяйству. Иногда заходил Тихон, сторож при пожарном сарае. Он помнил, как отец Катерины Петровны строил этот дом.
Настя, единственная дочь Катерины Петровны, жила в Ленинграде. Последний раз она приезжала три года назад. Катерина Петровна очень редко писала Насте - не хотела мешать, но думала о ней постоянно. Настя тоже не писала, только раз в два-три месяца почтальон приносил Катерине Петровне перевод на двести рублей.
Однажды в конце октября, ночью кто-то долго стучал в калитку. Катерина Петровна вышла посмотреть, но там никого не было. В ту же ночь она написала дочери письмо с просьбой приехать.
Настя работала секретарём в Союзе художников. Художники звали её Сольвейг за русые волосы и большие холодные глаза. Она была очень занята - устраивала выставку молодого скульптора Тимофеева, поэтому положила письмо матери в сумочку не читая, только вздохнула с облегчением: если мать пишет - значит жива. В мастерской Тимофеева Настя увидела скульптуру Гоголя. Ей показалось, что писатель насмешливо и укоризненно смотрит на неё.
Две недели Настя возилась с устройством выставки Тимофеева. На открытие выставки курьерша принесла Насте телеграмму из Заборья: «Катя помирает. Тихон». Настя скомкала телеграмму и снова почувствовала на себе укоризненный взгляд Гоголя. В тот же вечер Настя уехала в Заборье.
Катерина Петровна не вставала уже десятый день. Манюшка шестые сутки не отходила от неё. Тихон пошёл на почту и что-то долго писал в почтовом бланке, потом принёс его Катерине Петровне и испуганно прочёл: «Дожидайтесь, выехала. Остаюсь всегда любящая дочь ваша Настя». Катерина Петровна поблагодарила Тихона за доброе слово, отвернулась к стенке и словно уснула.
Хоронили Катерину Петровну на следующий день. На похороны собрались старухи и ребята. По дороге на кладбище похороны увидела молоденькая учительница и вспомнила о своей старенькой матери, которая осталась одна. Учительница подошла к гробу и поцеловала Катерину Петровну в высохшую жёлтую руку.
Настя приехала в Заборье на второй день после похорон. Она застала свежий могильный холм на кладбище и холодную тёмную комнату, из которой ушла жизнь. В этой комнате Настя проплакала всю ночь. Уезжала она из Заборья крадучись, чтобы никто не заметил и ни о чём не спросил. Ей казалось, что никто, кроме Катерины Петровны, не может снять с неё груз непоправимой вины.
Вы прочитали краткое содержание рассказа Телеграмма. Предлагаем вашему вниманию также раздел Краткие содержания , где вы сможете ознакомиться с другими изложениями известных писателей.
В этот холодный и ненастный октябрь Кате-рине Петровне стало ещё труднее вста-вать по утрам. Старый дом, в котором она дожи-вала свой век, был построен её отцом, известным худож-ником, и нахо-дился под охраной област-ного музея. Дом стоял в селе Заборье. Каждый день к Кате-рине Петровне прибе-гала Манюшка, дочь колхоз-ного сапож-ника, помо-гала по хозяй-ству. Иногда заходил Тихон, сторож при пожарном сарае. Он помнил, как отец Кате-рины Петровны строил этот дом.
Настя, един-ственная дочь Кате-рины Петровны, жила в Ленин-граде. Последний раз она приез-жала три года назад. Кате-рина Петровна очень редко писала Насте — не хотела мешать, но думала о ней посто-янно. Настя тоже не писала, только раз в два-три месяца почта-льон приносил Кате-рине Петровне перевод на 200 рублей.
Однажды в конце октября, ночью кто-то долго стучал в калитку. Кате-рина Петровна вышла посмот-реть, но там никого не было. В ту же ночь она напи-сала дочери письмо с просьбой прие-хать.
Настя рабо-тала секре-тарём в Союзе худож-ников. Худож-ники звали её Соль-вейг за русые волосы и большие холодные глаза. Она была очень занята — устра-и-вала выставку моло-дого скуль-птора Тимо-феева, поэтому поло-жила письмо матери в сумочку не читая, только вздох-нула с облег-че-нием: если мать пишет — значит жива. В мастер-ской Тимо-феева Настя увидела скульп-туру Гоголя. Ей пока-за-лось, что писа-тель насмеш-ливо и укориз-ненно смотрит на неё.
Две недели Настя вози-лась с устрой-ством выставки Тимо-феева. На открытие выставки курьерша принесла Насте теле-грамму из Заборья: «Катя поми-рает. Тихон». Настя ском-кала теле-грамму и снова почув-ство-вала на себе укориз-ненный взгляд Гоголя. В тот же вечер Настя уехала в Заборье.
Кате-рина Петровна не вста-вала уже десятый день. Манюшка шестые сутки не отхо-дила от неё. Тихон пошёл на почту и что-то долго писал в почтовом бланке, потом принёс его Кате-рине Петровне и испу-ганно прочёл: «Дожи-дай-тесь, выехала. Остаюсь всегда любящая дочь ваша Настя». Екате-рина Петровна побла-го-да-рила Тихона за доброе слово, отвер-ну-лась к стенке и словно уснула.
Хоро-нили Кате-рину Петровну на следу-ющий день. На похо-роны собра-лись старухи и ребята. По дороге на клад-бище похо-роны увидела моло-денькая учитель-ница и вспом-нила о своей старенькой матери, которая оста-лась одна. Учитель-ница подошла к гробу и поце-ло-вала Кате-рину Петровну в высохшую жёлтую руку.
Настя прие-хала в Заборье на второй день после похорон. Она застала свежий могильный холм на клад-бище и холодную тёмную комнату, из которой ушла жизнь. В этой комнате Настя пропла-кала всю ночь. Уезжала она из Заборья краду-чись, чтобы никто не заметил и ни о чём не спросил. Ей каза-лось, что никто, кроме Кате-рины Петровны, не может снять с неё груз непо-пра-вимой вины.