Илья Ильф, Евгений Петров
ДВЕНАДЦАТЬ СТУЛЬЕВ
Посвящается Валентину Петровичу Катаеву
Легенда о великом комбинаторе,
Почему в Шанхае ничего не случилось
Происхождение легенды
В истории создания «Двенадцати стульев», описанной мемуаристами и многократно пересказанной литературоведами, вымысел практически неотделим от фактов, реальность - от мистификации.
Известно, правда, что будущие соавторы, земляки-одесситы, оказались в Москве не позже 1923 года. Поэт и журналист Илья Арнольдович (Иехиел-Лейб бен Арье) Файнзильберг (1897–1937) взял псевдоним Ильф еще в Одессе, а вот бывший сотрудник одесского уголовного розыска Евгений Петрович Катаев (1903–1942) свой псевдоним - Петров - выбрал, вероятно, сменив профессию. С 1926 года он вместе с Ильфом работал в газете «Гудок», издававшейся Центральным комитетом профессионального союза рабочих железнодорожного транспорта СССР.
В «Гудке» работал и Валентин Петрович Катаев (1897–1986), брат Петрова, друг Ильфа, приехавший в Москву несколько раньше. Он в отличие от брата и друга успел к 1927 году стать литературной знаменитостью: печатал прозу в центральных журналах, пьесу его ставил МХАТ, собрание сочинений готовило к выпуску одно из крупнейших издательств - «Земля и фабрика».
Если верить мемуарным свидетельствам, сюжет романа и саму идею соавторства Ильфу и Петрову предложил Катаев. По его плану работать надлежало втроем: Ильф с Петровым начерно пишут роман, Катаев правит готовые главы «рукою мастера», при этом литературные «негры» не остаются безымянными - на обложку выносятся три фамилии. Обосновывалось предложение довольно убедительно: Катаев очень популярен, его рукописи у издателей нарасхват, тут бы и зарабатывать как можно больше, сюжетов хватает, но преуспевающему прозаику не хватает времени, чтоб реализовать все планы, а брату и другу поддержка не повредит. И вот не позднее сентября 1927 года Ильф с Петровым начинают писать «Двенадцать стульев». Через месяц первая из трех частей романа готова, ее представляют на суд Катаева, однако тот неожиданно отказывается от соавторства, заявив, что «рука мастера» не нужна - сами справились. После чего соавторы по-прежнему пишут вдвоем - днем и ночью, азартно, как говорится, запойно, не щадя себя. Наконец в январе 1928 года роман завершен, и с января же по июль он публикуется в иллюстрированном ежемесячнике «30 дней».
Так ли все происходило, нет ли - трудно сказать. Ясно только, что при упомянутых сроках вопрос о месте и времени публикации решался если и не до начала работы, то уж во всяком случае задолго до ее завершения. В самом деле, материалы, составившие январский номер, как водится, были загодя прочитаны руководством журнала, подготовлены к типографскому набору, набраны, сверстаны, сданы на проверку редакторам и корректорам, вновь отправлены в типографию и т. п. На подобные процедуры - по тогдашней журнальной технологии - тратилось не менее двух-трех недель. И художнику-иллюстратору, кстати, не менее пары недель нужно было. Да еще и разрешение цензуры надлежало получить, что тоже времени требует. Значит, решение о публикации романа принималось редакцией журнала отнюдь не в январе 1928 года, когда работа над рукописью была завершена, а не позднее октября - ноября 1927 года. Переговоры же, надо полагать, велись еще раньше.
С учетом этих обстоятельств понятно, что подаренным сюжетом вклад Катаева далеко не исчерпывался. В качестве литературной знаменитости брат Петрова и друг Ильфа стал, так сказать, гарантом: без катаевского имени соавторы вряд ли получили бы «кредит доверия», ненаписанный или, как минимум, недописанный роман не попал бы заблаговременно в планы столичного журнала, рукопись не принимали бы там по частям. И не печатали бы роман в таком объеме: все же публикация в семи номерах - случай экстраординарный для иллюстрированного ежемесячника.
Разумеется, издание тоже было выбрано не наугад. В журнале «30 дней» соавторы могли рассчитывать не только на литературную репутацию Катаева, но и на помощь знакомых. Об одном из них, популярном еще в предреволюционную пору журналисте Василии Александровиче Регинине (1883–1952), заведующем редакцией, о его причастности к созданию романа мемуаристы и литературоведы иногда упоминали, другой же, бывший акмеист Владимир Иванович Нарбут (1888–1938), ответственный (т. е. главный) редактор, остался как бы в тени. Между тем их дружеские связи с авторами романа и Катаевым-старшим были давними и прочными. Регинин организовывал советскую печать в Одессе после гражданской войны и, как известно, еще тогда приятельствовал чуть ли не со всеми местными литераторами, а Нарбут, сделавший при Советской власти стремительную карьеру, к лету 1920 года стал в Одессе полновластным хозяином ЮгРОСТА - Южного отделения Российского телеграфного агентства, куда пригласил Катаева и других писателей-одесситов.
Судьба литературного содружества Ильфа и Петрова необычна. Она трогает и волнует. Они работали вместе недолго, всего десять лет, но в истории советской литературы оставили глубокий, неизгладимый след. Память о них не меркнет, и любовь читателей к их книгам не слабеет.
Широкой известностью пользуются романы «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок». В новых исторических условиях, на материале нашей современности, Ильф и Петров не только возродили старый, классический жанр сатирического романа, но и придали ему принципиально новый характер.
Мы называем прежде всего два эти романа, потому что «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» действительно вершины творчества Ильфа и Петрова. Но романы эти возвышаются над целым литературным массивом, который составляют произведения самых различных жанров. Обозревая литературное наследие Ильфа и Петрова, не только произведения, написанные ими вместе, но и каждым в отдельности, нельзя не подивиться широте творческих возможностей писателей, литературному блеску фельетонов, очерков, комедий. Талант сатириков бил ключом. Впереди перед авторами открывалась широкая дорога. Они вынашивали множество замыслов, планов, тем. Сатира в произведениях писателей становилась все глубже. К сожалению, конец их содружества был трагичен. Жизнь Ильфа оборвалась слишком рано. А через несколько лет, тоже в расцвете таланта, погиб Петров.
Вся их недолгая совместная литературная деятельность тесно, неразрывно связана с первыми десятилетиями существования советской власти. Они не просто были современниками своей великой эпохи, но и активными участниками социалистического строительства, борцами на переднем крае. Смех был их литературным оружием, и они не сложили это оружие до конца своих дней.
Знакомясь с наследием Ильфа и Петрова, читатель поймет, какой большой потерей для советской литературы была их преждевременная гибель.
Мы вспоминаем первые годы Великой Октябрьской социалистической революции. Они исполнены живого, революционного драматизма. Народ ведет самоотверженную борьбу против всех старых общественных сил. Героическое время рождает героические натуры.
В эти годы народ разрушает основы капитализма и закладывает фундамент социалистического строя. Буржуазия оказывает бешеное сопротивление. Борьба идет во всех областях жизни – в промышленности, в сельском хозяйстве, в культуре, в быту. Это многосторонняя борьба. Народ творит дело революции не только с великой страстью, с энтузиазмом, с романтическим подъемом, но и с бодрой энергией, со светлой надеждой.
Люди терпели тогда неимоверные лишения. Революционные годы были и голодными годами. Однако очень часто народ переносил свои страдания со смехом, с улыбками, с шутками. В этом проявилась огромная моральная сила победителей. Дело разрушения гнилых стен и заборов старого социального строя – дело приятное и веселое.
От того времени дошли до нас народные песни, частушки, прибаутки, проникнутые подлинным юмором. Смех играл серьезную роль. «Смешное убивает», – говорят французы. Это верно. Народ бил своих врагов горячим и холодным оружием и добивал смехом.
Какую богатую пищу для сатиры и юмора дала, например, фигура нэпмана. В своеобразных условиях возникла эта особая разновидность частного собственника, приобретателя. Нэпман – тип капиталиста без капитализма. Он не имел уже сколько-нибудь глубоких корней в классовой почве. Это был сорняк, кое-где разросшийся довольно буйно, но лишенный социальной силы. Командные позиции прочно находились в руках рабочего класса. Народ был хозяином страны. А нэпман чувствовал, что он гость, чужак, пришелец, выходец с того света, и он торопился, жадно глотал, давясь кусками, пока не прогнали, пока не уничтожили. Нэпман был отвратителен, его курбеты смешны. Он сам издевался над собой, глумился с наглостью и цинизмом.
Все это были по существу своему мелочи, детали, пыль и сор, поднятые революционным вихрем. Это вскоре стало проходить. Многое исчезло, не оставив после, себя даже следов. Но в этом причудливом и порой комическом смешении старого и нового, когда нелегко было разобраться, где разрушается прошлое, где возникает будущее, были свои характерные черты.
Советская художественная литература в точности отразила эти процессы. В те годы создавались героические поэмы и эпопеи, лирические произведения, проникнутые высоким революционным пафосом, оптимистические трагедии. И вместе с тем громко звучал смех. Сатирическая и юмористическая литература расцвела, распустилась пышно и ярко, как-то сразу, словно давно дожидалась этого момента.
В журналах и газетах того времени были представлены самые разнообразные жанры комической литературы: юмористические стихи, басни, частушки, раешники. По-новому звучал смех на театральных подмостках. Веселый юмор проникал в музыку.
Всякие оттенки были в этом смехе. Иные смеялись с тоской по старому, злорадно радуясь и частным неудачам нового. В этом смехе, двусмысленном, неискреннем, не было никакой веры в будущее, сквозил гнилой скептицизм, смех переходил в глумление над всем окружающим. Но скептический смешок постепенно замирал под напором подлинной и меткой революционной сатиры. Демьян Бедный и Маяковский задавали тон сатирической литературе того времени. Они смеялись весело и зло, с глубокой верой в полное торжество нового общественного строя. Это был смех, идущий от здорового и сильного революционного чувства, смех передовой, новой силы над отжившим свое время общественным гнильем.
Первый роман Ильи Ильфа и Евгения Петрова "Двенадцать стульев" вышел в свет в 1927 году. Через четыре года был опубликован "Золотой теленок". Отошло в прошлое многое из того, что осмеяно в этих романах, канули в небытие некоторые из выведенных в них типов, но самые книги Ильфа и Петрова не устарели и не утратили своей силы и прелести. Пользуясь критической терминологией, о них можно сказать, что они прошли проверку временем, а говоря проще-их по-прежнему читают и любят.
Илья Ильф и Евгений Петров писали свой первый роман, засиживаясь по вечерам в редакции газеты "Гудок", где они работали в те годы в качестве литературных сотрудников в отделе читательских писем, рабкоровских заметок и фельетонов.
Сюжет "Двенадцати стульев", конечно, не бесспорен хотя бы уж потому, что он традиционен и весьма условен. Но авторы ни. сколько и не стремились эту условность скрыть. История двух жуликов, которые рыщут по стране в погоне за брильянтами, зашитыми старорежимной дамой в обивку стула, была удобна прежде всего потому, что она позволяла авторам непринужденно и естественно переходить от одной встречи к другой и от другой к третьей, почти в каждой из них острым сатирическим пером расправляясь с проявлениями старого быта. Если бы роман писался просто для того, чтобы поведать читателю историю погони за брильянтами, а находка их двумя проходимцами представляла бы собой счастливый конец, такая книга вряд ли пережила бы в памяти читателей год своего появления в свет. Но сюжет в "Двенадцати стульях", при всем его остроумии и тщательной разработанности, всего лишь нить, скрепляющая сатирические эпизоды, составляющие подлинную суть книги. Если же говорить о счастливом конце, то как нам ни интересно узнать, чем завершатся поиски Бендера и Воробьянинова, однако финал, при котором брильянты мадам Петуховой попали бы в их руки, воспринимался бы нами не как счастливый, а скорее как несчастный. И наоборот, когда потерявший человеческое подобие, перерезавший горла своему компаньону, бывший предводитель дворянства Воробьянинов приходит к новому рабочему клубу и узнает, что клуб построен на найденные стариком сторожем брильянты, этот безусловно несчастный для обоих героев романа конец ощущается читателями как счастливый, как закономерный и даже как символический.
Действие "Двенадцати стульев" развертывается в том же 1927 году, в котором был написан роман. В богатой коллекции отрицательных типов, выведенных в нем, можно найти персонажей с особенно отчетливой печатью того времени. Но рядом с ними есть и такие, которые дожили до наших дней, весьма мало изменившись и самым фактом своего существования подтверждая, что пережитки капитализма не так-то легко победить.
Игорь Горбачев, Дата рождения: 20 октября 1927 года
20 октября, 1927 года – 19 февраля, 2003 года
Горбачев Игорь Олегович – актёр театра и кино, театральный режиссёр. Профессор. Действительный член Петровской академии наук и искусств.
С Ленинградским театром драмы связана практически вся жизнь актера. Здесь он сыграл огромное количество ролей. Самые удачные работы Игоря Олеговича сыграны им в спектаклях классического репертуара: Треплев в "Чайке" А.П. Чехова, Васька Пепел в пьесе М. Горького "На дне", Лаврецкий из Тургеневском "Дворянском гнезде"и др.
С 1975 года Игорь Олегович стал художественным руководителем театра и проработал на этой должности до 1991 года. Кроме того, Игорь Горбачев не раз выступал и в роли режиссера, поставив на сцене Государственного академического театра имени А.С. Пушкина "Женитьбу Бальзаминова" по пьесе Островского, "Фельдмаршала Кутузова" по произведению Соловьева, "Марию Тюдор" по Гюго и многие другие пьесы. Среди своих любимых спектаклей Горбачев называл "Сердца трех", "Годы странствий", "Друзья и годы", "Кутузов", "Пока бьется сердце".
Игорь Горбачёв - первый исполнитель роли Остапа Бендера на советском телевидении в телеспектакле «12 стульев» 1966 года.
Игорь Горбачев преподавал в Театральной академии. Основам актерского мастерства учился у него, например, известный шоумен Николай Фоменко. "Я преклоняюсь перед этим человеком, ибо считаю, все, что во мне есть, - это его заслуга на самом деле, - сказал Николай Фоменко корреспонденту "НГ". - Это человек высочайшей питерской культуры. Я сожалею, что такие мастера театрального искусства не стоят сегодня во главе эшелона".