Слова опального протоиерея Всеволода Чаплина о допустимости убийства с христианской точки зрения, как и женского обрезания среди мусульманок, вызвали бурю возмущения со всех сторон. Больше того, некоторые даже сравнили слова Чаплина с цитатами из «Сатанинской библии» Антона Шандора Ла-Вея . Зачем отец протоиерей, православный систематический государственник выступил на «Эхе Москвы» этаким трикстером и арлекином, отдельный вопрос. Но за шумихой мало кто обратил внимание на куда более важные высказывания Чаплина о гуманизме как, по сути, идеологии античеловеческой :
Гуманизм - это антихристианское мировоззрение, это сатанинское мировоззрение. Гуманизм - антигуманен, античеловечен. Гуманизм, то есть идея человекобожия привела в 20-м веке к самым чудовищным преступлениям.
Чаплин Всеволод Анатольевич
Несмотря на то, что отца Всеволода в декабре 2015 освободили с поста главы синодального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества, после чего он перестал быть главным спикером РПЦ , высказанное его отношение к гуманизму отнюдь не противоречит официальному церковному.
Открытый и прямой спор православия и гуманизма начал совсем не отец Всеволод, а Патриарх Кирилл , который весной этого года заявил :
Сегодня мы говорим о глобальной ереси человекопоклонничества, нового идолопоклонства, исторгающего Бога из человеческой жизни. Ничего подобного в глобальном масштабе никогда не было. Именно на преодоление этой ереси современности, последствия которой могут иметь апокалиптические события, Церковь должна направлять силу своей защиты, своего слова, своей мысли.
Кирилл (Патриарх Московский)
Слова главы Русской Церкви были восприняты либеральной общественностью в штыки, его обвинили в покушении на самое святое для современных интеллектуалов - на гуманизм и права человека. При этом пыл протеста был какой-то поистине религиозный.
И это показательно, так как гуманизм в нынешнем своем изводе - это и есть некая квази-религия с далеко идущими последствиями. Если вы абсолютизируете человека и его права, убираете из ценностной системы Бога, то им становится несовершенный человек. И из этой идеологии может вырасти что угодно - от нигилизма до фашизма. Рано или поздно находятся люди, которые приходят к выводу, что их права значат больше, чем права других людей. «Тварь ли я дрожащая, или право имею?» - всё как у классиков.
Более того, человечество давно вступило в эпоху пост-гуманизма, когда свобода человека, понимаемая как вседозволенность, распространяется в том числе и на традиционно табуированные сферы. Право на девиации лоббируется последние несколько десятков лет, и конца этому процессу не видно.
И гуманизм, по сути, является очередной Вавилонской башней, когда человек хочет достичь божественной высоты, как-то минуя или отказываясь от самой идеи Бога.
Абсолютизация прав человека приняла форму религиозной догмы. Спросите закоренелого либерала, а почему права человека - это абсолютная ценность? В ответ услышите что-нибудь вроде «свобода лучше, чем несвобода», а то и что-то куда более иррациональное и эмоциональное.
Гуманизм , по сути, это не про человеческие права или человеческую свободу, это всё ширма и «разговоры в пользу бедных». Первое и главное основание гуманизма в том, что «Бог нам не указ», нет Его, а если и есть, то Он не главный, главные тут - мы.
Чтобы понять, к чему это приводит, достаточно взглянуть на современную Европу с пустыми и закрывающимися католическими храмами и протестантскими кирхами, но с многотысячными гей-парадами; на акции группы Femen, на "гуманитарные" военные интервенции НАТО . Карательная акция в Ливии с убийством Каддафи была обставлена аргументами пресловутого гуманизма о спасении народа от тирана: вот есть диктатор Каддафи, а есть народ Ливии, право на свободу которого, Каддафи угнетает и подавляет. Но по своему содержанию и последствиям эта операция совершенно антигуманна: мол, давайте же принесем свободу на остриях наших штыков. Принесли, нечего сказать. Гуманистичненько получилось.
В идеологическом же смысле западный гуманизм, о котором говорит протоиерей Чаплин, превращается поразительным образом в полную свою противоположность - в сатанизм.
Не верите? Тогда прочтите цитату, которая хрестоматийно озвучивает концепцию гуманизма, в которой человеческая личность является абсолютом, ценностью самой по себе: «Сатанист не может быть быдлом, как и быдло не может быть Сатанистом, поскольку Сатанист не позволяет себе быть глупым, избегает претенциозности, стремится к саморазвитию вместо «крысиных гонок», к индивидуальности вместо незрячего фанатичного нонконформизма. Это лишь немногие факторы, отличающие Сатаниста от тупого быдла, однако уже видно четкое и кардинальное их отличие и противоположность». Это слова одного из идеологов такой религиозной организации, как «Сатанинская церковь РФ».
Но если заменить в вышеприведенной цитате слово «сатанист» на слово «гуманист» или «либерал», то, в общем-то, никаких дальнейших пояснений по гуманизм уже не требуется.
Пресловутая «Сатанинская церковь РФ» - это последователи «Церкви сатаны в США» Антона Шандора Ла-Вея. И как видите, с «Чёрной библией» нужно сверять не слова Чаплина, а как раз те учения, которые под гуманностью скрывают радикальный гуманизм, из которого упорно растут рога. Сколько бы эта идеология ни заявляла о пацифизме, все равно её адепты и сами умываются кровью. и умывают ей других.
Да, можно пытаться критиковать древнее христианство с Ветхим Заветом и жестоким Богом, с систематизированным насилием, убийствами Богом и людьми во славу Божию. Только наше декларируемое насилие убило в тысячи, в десятки и сотни тысяч раз меньше, чем самые миролюбивые идеологии. Что странно, гуманистические идеологии равенства и братства в основном убивали христиан, апологетов такого «страшного и жестокого Бога».
Как подтверждение приведу следующий факт: за пару дней после интервью протоиерея Всеволода Чаплина в Рунете и СМИ опубликованы десятки статей и сотни комментариев от самых гуманистичных и толерантных граждан с общим лейтмотивом: «убить бы тебя самого, мразь» . Всем этим людям можно сказать только одно: «Лицемер! Вынь прежде бревно из глаза своего, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза ближнего твоего» (Матфей, глава 7, стих 5) .
Гуманисты ушли далеко вперед от философских и моральных воззрений феодально-церковной культуры предшествующего периода, хотя они не порывали окончательно с религией и католической церковью. В основу мироздания они ставили человека, объективно провозглашая антропоцентрический принцип, но существу отрицающий теологическую картину мира.
В условиях того времени эта позиция гуманистов была прогрессивной, так как наносила удары по феодально-церковному мировоззрению. Не случайно церковь подвергала преследованием наиболее решительных представителей светской гуманистической идеологии.
Однако отношение гуманистов к религии было противоречивым. Некоторые из них считали религию необходимой уздой для простого, «непросвещенного» народа и остерегались открыто выступать против церкви. Кроме того, они нередко сами были связаны со многими представителями церковной иерархии в даже состояли у них на службе.
Развитие знаний о природе в связи с развитием техники
Маркс и Энгельс писали: «Буржуазия не может существовать, не вызывая постоянно переворотов в орудиях производства, не революционизируя, следовательно, производственных отношений, а стало быть, и всей совокупности общественных отношений». Хотя в Италии XIV-XV вв. буржуазия еще только зарождалась и ранняя форма капиталистического производства - мануфактура - еще не вызвала переворота в орудиях производства, все же уже в эту эпоху наблюдаются известные успехи в развитии техники производства. Совершенствуется обработка металлов, вводятся домны, появляются некоторые усовершенствования в прядильном и ткацком деле (самопрялка и педальный ткацкий станок). Заметные шаги делают кораблестроение и кораблевождение. Употребление компаса, географических карт, приборов для определения широты места делает возможным продолжительные плавания в открытом море и подготовляет географические открытия, сделанные в конце XV и начале XVI в. В городах Италии появляются башенные часы, совершенствуются красильное дело, оптика (производство увеличительных стекол). Значительно совершенствуется строительная техника. В XIV- XV вв. применение точных расчетов, а также технических усовершенствований в виде комбинаций блоков, рычагов и наклонных плоскостей ускорило сроки строительства и позволило разрешать архитектурные задачи, недоступные мастерам предшествующих веков (например, сооружение купола собора во Флоренции по проекту знаменитого архитектора Брунеллески)). Появление артиллерии вызвало крупные перемены в военном: Деле, также потребовавшие применения точных методов и расчетов. Военным инженерам (по большей части это были те же архитекторы) приходилось принимать в расчет дальность полета ядра, его траекторию, соотношение веса ядра и заряда пороха, силу сопротивления крепостных стен удару ядра. Совершенствуется техника строительства укреплений, плотин, каналов, гаваней. Без точного учета было бы невозможно вести крупные торговые, банковские и промышленные предприятия.
С 60-х годов XIV в. во Флоренции возникает более совершенный способ счетоводства, позволяющий всегда легко учитывать доходы, расходы и прибыли предприятия, - «двойная бухгалтерия» с параллельной записью дебета и кредита. Принцип расчета применяется в XV в. и в области живописи, которая стала строиться на математически точных законах перспективы. Основным принципом красоты стала считаться строгая соразмерность частей целого, основанная на числовых отношениях. Делаются первые попытки подвести математический фундамент и под теорию музыки.
Потребности как производства и торговли, так и искусства вызывают более внимательное изучение природы и ее явлений, хотя оно все еще тормозится господством религиозно-схоластического мировоззрения. Уточняются и расширяются географические знания. Делает успехи астрономия, в особенности в областях, связанных с практическими потребностями мореплавания, совершенствуются планетные таблицы (таблицы Региомонтана), по которым заранее можно было определять положение планет. Врачи и художники внимательно изучают человеческое тело, несмотря на препятствия, чинимые церковью, запрещавшей анатомирование трупов как «греховное» занятие. Внимание людей Возрождения к природе видно из той роли, которую начинает играть в живописи пейзаж. В это же время появляются первые ботанические и зоологические сады.
Выдающийся ученый XV в. Николай Кузанский (1401-1464), хотя он, будучи епископом, во многом находился в плену религиозных доктрин, призывал изучать природу не путем схоластических рассуждений, а посредством ^опьгта. Он пытался подвести под естествознание математические основы, утверждая, что «всякое познание есть измерение», усомнился в неподвижности Земли, в том, что она представляет центр Вселенной. Математик Лука Паччоли (1445- 1514) видел в математике «всеобщую закономерность, применимую ко всем вещам». Его книга посвящена практическому применению арифметики, алгебры и геометрии (в том числе и коммерческой арифметики). Но наряду с этим Паччоли много места отводит схоластическим толкованиям таинственных свойств чисел. Огромное значение для развития науки и литературы имело изобретение книгопечатания Иоганном Гуттенбергом в Германии (ок. 1445). Книгопечатание быстро распространяется по всей Европе, в том числе и в Италии, и становится могущественным орудием популяризации новой культуры. Уже первые книги были не только духовного, но и светского содержания. К тому же производство книг значительно удешевилось, и они стали доступны не только богачам, но и широким слоям населения, особенно городского.
Эпоха раннего Возрождения в Италии подготовила подъем буржуазной культуры, начавшийся с конца XV в., к которому относятся слова Энгельса: «Это был величайший прогрессивный переворот из всех пережитых до того времени человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах и которая породила титанов по силе мысли, страсти и характеру, по многосторонности и учености».
Вы также можете найти интересующую информацию в научном поисковике Otvety.Online. Воспользуйтесь формой поиска:
Еще по теме Отношение гуманизма к религии и церкви:
- Глава I. история гуманизма......................................................... 1 1. Гуманизм в современном понимании................................ 2 2. Классификация гуманизма................................................. 3 3. Христианский гуманизм..................................................... 4 – Зарождение христианского гуманизма........................... 5 – любовь к ближнему......................................................... 6 4. либеральный гуманизм.............
ГУМАНИЗМ И РЕЛИГИЯ *
Гуманизм и религия, гуманизм и наука, наука и религия... Разнообразие возможных связей между этими феноменами, а также их неоднозначность делают необходимым сознательное сужение исследуемой проблематики, в силу чего настоящий материал посвящен анализу только взаимосвязи гуманизма и религии.
Неоднозначность понятия «гуманизм» обусловлена прежде всего различным содержанием, вкладывавшимся в него в разные периоды человеческой истории. В широком смысле слова гуманизм есть признание ценности человеческой личности, ее права на свободное развитие, утверждение блага человека как критерия оценки общественных отношений. В узком смысле слова гуманизм – светское общественное движение, возникшее в эпоху Возрождения, противостоявшее схоластике и духовному господству Церкви.
«Человек есть мера всех вещей» – изрек в V в. до н. э. Протагор, и многие философы рассматривают эту формулу как предтечу всех более поздних гуманистических построений. Но действительно ли человек – мера всех вещей? Заслуживает ли он восславления, он – нередко деструктивное существо, уничтожающее себе подобных, разрушающее окружающую его естественную среду?
Самоценен ли человек, или его ценность и достоинство обретаются лишь в связи с высшим существом? Или, иначе говоря, мыслим ли гуманизм без автономного, суверенного субъекта?
Различные светские и религиозные трактовки гуманизма дают диаметрально противоположные ответы на эти вопросы, предлагают разные пути возвращения человеку человечности. Однако, так или иначе, любой вид гуманизма соотносит идею, идеал человечности с каким-либо другим объектом или фактором – с «подлинным» человеческим существованием (экзистенциализм), с социальным фактором (марксизм), со сверхъестественным (большинство религиозных систем). Если для Маркса гуманизм – освобождение человека от различных форм отчуждения и создание условий для его всестороннего развития, то для христианства гуманизм – определенное отношение человека к божеству, жизнь на основе евангельских установлений. Более того, в широком смысле слова само христианство выступает как вид гуманизма – ведь сердцевиной его учения выступает идея сверхъестественного спасения человеческой души, а значит, блага человека.
Говоря о религии и гуманизме в определенном контексте, т. е. как о соотносительных категориях, мы считаем необходимым остановиться на одной определенной конфессии и отталкиваться от ее конкретных социально-этических положений. Такой подход диктуется прежде всего тем, что, несмотря на общую исходную основу, в учениях христианских конфессий о человеке и обществе существуют значительные различия. Если Русская Православная Церковь лишь сейчас, в середине 90-х гг., ставит перед собой задачу выработки собственного социального учения (в бывшем СССР она не могла разработать подобное учение, хоть в чем-то альтернативное господствующей идеологии, в силу чего ее высшие иерархи неоднократно заявляли о восприятии РПЦ предложенной КПСС социальной программы), то Римско-Католическая Церковь – единственная христианская организация, обладающая официальной систематизированной социальной доктриной. Указанный момент позволяет при рассмотрении религиозного варианта гуманизма ссылаться не на мнения отдельных церковных или околоцерковных авторов, взгляды которых могут так или иначе различаться, а на конкретные, имеющие статус обязательных для всех верующих-католиков, документы (папские энциклики, буллы, решения соборов и т. д.), составляющие социальную доктрину Церкви – совокупность специфических политических, экономических, социально-этических, культурологических и т. п. концепций. Собственно это и определяет наш выбор – попытку осмысления религиозного варианта гуманизма на основе католицизма.
С момента возникновения гуманизма как идейного движения отношение Католической Церкви к нему претерпело существенную эволюцию. Вплоть до понтификата Иоанна XXIII, т. е. до конца 50-х гг. XX в., официальный католицизм не выделял какого-либо позитивного содержания в гуманизме, считая его светским философско-этическим учением, борющимся против теологических взглядов и тесно связанным с материалистическими воззрениями.
Для неприятия гуманизма у католических философов и теологов имелись веские основания. Гуманизм развился как течение, выдвинувшее на первый план проблемы человека и его земной жизни, как система взглядов на мир, основанная на признании ценности ее права на земное счастье и свободное развитие. Основные принципы гуманизма с самого начала были направлены против христианского теоцентризма, традиционно превозносившего ценности загробной жизни и отрицавшего ценность земного существования человека. Поэтому не случайно в «Силлабусе» или «Полном перечне главных заблуждений нашего времени» (1864), изданном Папой Пием IX, наряду с осуждением таких течений и идей нового времени, как рационализм, пантеизм и социализм, отвергалась всякая этика, свободная от влияния религии, и сама идея гуманизма.
В последний раз Католическая Церковь отвергла официально гуманизм и его проблематику во время понтификата Пия XII. В энциклике «Гумани генерис» (1950), осуждая «ложные взгляды, угрожающие основам католического учения», в виде теории эволюции, марксизма, экзистенциализма и других, Пий XII, не выделяя гуманизм специально, по существу отверг его.
Категория «гуманизм» как совокупность неких позитивных воззрений появляется в официальных ватиканских документах лишь в период понтификата Папы Павла VI, в первую очередь, в принятой II Ватиканским собором (1962–1965) пастырской конституции «О Церкви в современном мире».
Пастырская конституция отмечает наличие в современном мире гуманизма двух типов. Главная задача первого типа, который предлагает Церковь, заключается в установлении таких пронизанных евангельским духом общественных отношений, которые должны содействовать становлению личности и подлинно человеческих отношений». Другой, осуждаемый Церковью тип гуманизма, именуемый в конституции «новым гуманизмом», характеризуется как программа, отвращающая людей от веры, как доктрина, исходящая из того, что «отрицание бога и религии» обусловлено потребностями научного прогресса и гуманизации общественных отношений. Главная опасность, которую несет в себе указанный светский гуманизм, заключается, по мнению отцов собора, в том, что он, не выражая потребностей созданного по образу и подобию Бога человека, устанавливает его ответственность перед «своими собратьями и историей», однако игнорирует ответственность человека перед Богом.
Дальнейшее развитие идея христианского гуманизма находит в энциклике «Популорум прогрессио» (1967). В ней Павел VI, обращаясь к работам французского философа Ж. Маритена, прибегает к понятию «полного гуманизма» (или «интегрального гуманизма», по Маритену), а единственно «подлинным» объявляет гуманизм, ориентированный на Бога и исходящий из сверхъестественного призвания человека. Светский же гуманизм, по мнению Папы, это гуманизм, «замыкающийся в тесных границах», он всегда приводит человека к утрате своей человечности. Гуманизм без Бога, утверждает Павел VI, в конечном итоге всегда направлен против человека, в любом случае, он «становится бесчеловечным гуманизмом». Преодоление же свойственного человеку в этой ситуации абсолютного отчуждения и утраты человеком самого себя возможно лишь на пути приобщения к высшим духовно-религиозным ценностям.
Начавшаяся в 60-х гг. переориентация католической философско-теологической мысли с космологической на этико-антропологическую проблематику в 80–90-х гг. достигает своего апогея. В официальных документах Ватикана и в творчестве нынешнего II (с 1978) католическая теология, в частности, предстает уже не просто как учение о Боге, а прежде всего как теологическая антропология, или учение о человеке, искупленном Богом. Религиозно окрашенные антропологическо-гуманистические идеи проходят через все социальные энциклики Иоанна Павла II, начиная с первой – «Редемптор хоминис» («Искупитель человека», 1979) вплоть до одной из последних – «Центезимус аннус» («Столетняя годовщина», 1991). Об этом свидетельствуют даже названия параграфов энциклик: «Искупленный человек и его место в мире», «Христос соединился с каждым человеком», «Все пути Церкви ведут к человеку» – в первой из названных энциклик, «Спасение Божие для человека», «Против всякого отчуждения», «Трансцендентность прав человека», «Человек есть путь Церкви» – во второй.
Каким образом осуществляется «гуманизация» теологии? Еще в конце первой половины XX в. в Церкви господствовала теория человека и общества иерархического типа, ведущая свое начало от феодальной идеологии. Всякие попытки возвышения греховного человека оценивались с ее позиций как покушение на чистоту веры. Человеческая деятельность, направленная на преобразование мира, определялась консервативными церковными идеологами как проявление гордыни человека, его бунта против установленных Богом законов. Отказ от всевозможных реформ, пассивная позиция и консерватизм определялись как достоинство и свидетельствовали о готовности придерживаться естественного порядка, установленного Богом. Современный католический гуманизм, напротив, всякое бездействие и пассивность трактует как зло, ибо человек, согласно обновленной теологии, призван к сотворчеству с Богом. Таким образом, современный католический гуманизм (он же «антропоцентризм» или «гомоцентризм») грехом считает то, что ортодоксия считала достоинством, а достоинством то, что для ортодоксии являлось грехом.
По-новому трактуя догматы о сотворении мира и о первородном грехе, католические теоретики уже не утверждают, что мир является «совершенным и завершенным», или что труд как следствие греха прародителей всех людей является божьим наказанием. Они поучают, что Бог, создавая мир, лишь заложил его основы, а развитие и совершенствование мира возложил на человека над всеми творениями и предназначивший его для вечного и потустороннего блаженства, и наделил своего избранника такими атрибутами, как разум; чувства, творческое воображение, способность к труду.
Радикальному пересмотру подвергается догмат о первородном грехе, играющий важную роль в системе христианской догматики. Католические теологи понимают, что этот догмат в традиционном изложении, во-первых, находится в противоречии с современным естествознанием, с теорией эволюции; во-вторых, он имеет антигуманную направленность, ибо невозможно объяснить и оправдать страдания человечества на протяжении тысячелетий грехом «прародителей» Адама и Евы. Поэтому усилия сторонников обновления направлены на истолкование догмата с учетом как достижений современного естествознания, так и нравственного достоинства человека. Существует несколько направлений в этом истолковании.
Общей основой для пересмотра догмата о первородном грехе стали светские моногенистические и полигенистические (от греч. «монос» – один, «поли» – много и «генос» – род) теории происхождения человеческого рода. В антропологии моногенизм – учение о том, что человеческие расы едины по происхождению и представляют собой один вид в биологическом смысле; полигенизм – учение, утверждающее, что разные человеческие расы не являются единым биологическим видом, а соответствуют или даже родам у животных и произошли от разных приматов в разных местах земного шара независимо друг от друга.
Сторонники концепции «теологического моногенизма» пытаются соединить ветхозаветное представление о происхождении всего человечества от «первой пары» людей с теорией эволюции. Согласно этой концепции, первый человек или первая человеческая пара, хотя и не являлась в биологическом плане прародителями всего человечества, тем не менее, выступала как его представитель, и ее греховное действие стало причиной греховного состояния всех других.
Как утверждает немецкий теолог К. Ранер, современному человеку чужда первородная вина Адама и Евы, поэтому Церкви необходимо сконструировать новую, экзистенционально-персоналистичсскую картину первородного греха, при которой человек осознал бы и свою причастность к нему. Теолог выработал для этого теологическое понятие «ситуации утраченности». В результате греха одного из представителей первобытной общины, гласит гипотеза Ранера, она, как и все последующие поколения, оказалась в греховной ситуации, а именно: лишилась божьей любви. Человек с рождения обречен на жизнь в подобной ситуации, иная жизнь для него утрачена. Он устроен таким образом – это стало его «природой», что не может вести безгрешную жизнь. Наряду с этой К. Ранер предлагает и другую, полигенистическую гипотезу, в соответствии с которой первородный грех рассматривается как какой-то грех всей первобытной общины, всех ее представителей. Слово «Адам», утверждает он, может означать коллективное понятие.
Большая группа теологов пытается создать концепцию первородного греха, которая была бы более или менее независимой от факта падения первого человека. Эта концепция вообще абстрагируется от моногенистических или полигенистических начал человечества. Подобную концепцию всеобщности греха, а значит и универсальной ответственности за существующее в мире зло, предлагают в различных модификациях влиятельные католические теологи П. Шооненберг, Л. Борос и А. Гульсбош.
П. Шооненберг говорит о первородном грехе как о так называемом грехе мира, или о несчастной (трагической) ситуации, в которой оказалось человечество в результате напора зла. Зло в данном случае – это сумма грехов, совершаемых людьми во все времена; этот первородный грех стал всеобщим лишь с распятием Христа. Не надо думать, пишет голландский профессор-иезуит, что для всеобщности греха достаточно только одного специфического греха. Необходимо исходить из того, что грехи всех касаются одного, причем в том смысле, что еще до рождения этого одного они определяют его ситуацию. Ситуация же эта такова, что он сталкивается с ними.
Таким образом, ни одна из интерпретаций догмата о первородном грехе, имеющих своей целью «гуманизацию» учения католицизма и «богооправдание», не может выполнить эти задачи. Христианский гуманизм оказывается уязвимым и в решении сугубо теологической задачи – преодолении отчуждения человека от Бога и снятия с него «вины» за поступки прародителей. Несмотря ни на что, и в модернизированных трактовках причиной зла в людях и в истории для христианства по-прежнему остается греховность человека.
Постановка проблем современного человека в центр теоретических изысканий, желание сделать свое учение созвучным принципам гуманизма побуждает католических теологов по-иному взглянуть на такой раздел своей догматики, как теодицея.
Традиционная католическая теодицея (богооправдание), имевшая своей целью защиту Бога и того, что им сотворено, признавала за человеком только авторство зла, но не добра. Благодаря душе человек ответствен за свои поступки, поскольку, обладая свободной волей, он может выбирать между добром и злом. Человек творит зло, отворачиваясь от даруемого Богом добра; зло тем больше, чем от большего добра он отказывается.
В современном католическом учении человек, будучи в новой интерпретации «соавтором» материального мира и частично самого себя, является уже и соавтором добра. Это положение весьма существенно для теоретиков католицизма, так как оно разрушает традиционную схему, приводящую, как они полагают, верующих к представлению о зле как явлении, связанном с самим Богом. Согласно этой схеме, Бог должен являть собой бесконечное добро, а зло – противоположность Бога. Однако поскольку существует антипод Бога, то он, Бог, выступает как существо ограниченное, поскольку допускает существование своей противоположности. Таким образом, принимая подобную трактовку, верующий приходит к идее, сформулированной Альбером Камю в «Мифе о Сизифе»: либо мы несвободны, и всемогущий Бог несет ответственность за зло, либо же мы свободны и ответственны за него, но Бог не всемогущ. С принятием же новой концепции, где человек и мир обладают определенной автономией, где человек не просто объект в планах Всевышнего, но и действующий субъект, критика христианства из-за указанной антиномии – любовь Бога или зло в мире – якобы теряет свой смысл.
Комментируя модернизированную таким образом концепцию теодицеи, знаменитый немецкий теолог И. Бохенский отмечает, что в данном случае человек выступает как причина своих поступков, его свобода при этом является подлинной свободой наряду с полной ответственностью за свою деятельность. Следовательно, за вытекающие из этих поступков добро и зло. В таком случае, утверждает теолог, необходимо «освободить» Бога от ответственности за все происходящее в мире, в том числе и за существование в нем зла.
Ставя в центр своего внимания проблему гуманизма, католическая этика, как отмечает в энциклике «Редемптор гоминис» Иоанн Павел II, сегодня говорит не об абстрактном, а «о действительном, конкретном и историческом человеке». Сферой своей компетенции католическая этика и моральная теология объявляют не только такие традиционные религиозно-этические категории, как «моральное благо» (типология добродетелей), «моральное зло» (типология грехов»), «сверхъестественные заслуги», но и понятия демократии, ценности и прав личности, социального равенства, социальной справедливости и т. д.
Согласно концепции Иоанна Павла II, об обществе и гуманных отношениях в нем можно говорит только сквозь призму богоданного достоинства личности. Во-вторых, установление подобных отношений предполагает установление и устранение причин «дезинтеграции сознания личностей».
Главную причину указанной «дезинтеграции сознания личностей» и вытекающих отсюда социальных неурядиц нынешний Понтифик усматривает в борьбе материального и духовного элементов в самом человеке. Борьба между этими элементами, по его мнению, носит абсолютный характер. Она находит свое выражение в контактах личности с себе подобными на уровне семьи, народа, человечества. Изначальная антиномичность обусловливает противоречие между телесными – «греховными» и духовными – «благородными» потребностями человека. Иоанн Павел II критикует в своих энцикликах «потребительские системы» прежде всего за то, что они исходят из преобладания материи над духом, веши над личностью, техники над этикой. Все это нарушает внутренний мир человека, составляющий предпосылку всякого мира как антипода борьбы вообще. Поэтому, отмечает Папа, надлежит изменить ситуацию и новую иерархию ценностей, в которой духовные элементы доминировали бы над материальными элементами.
Наряду с констатацией факта «дезинтеграции сознания» каждой личности глава Ватикана усматривает многие беды современного общества также в обусловленном первородным грехом «факте дезинтеграции» человека, бога и мира. Разобщение этих «сфер» предстает в интерпретации теолога как «вызов Творцу и дурное самовыражение человека».
По убеждению Папы, вместе с отрицанием Бога современный человек лишается основы своего существования и силы, гармонизирующей все его желания и управляющей им. Гаснет тот свет, который указывает человеку подлинную иерархию ценностей и глубочайший смысл человеческого существования. Мир перестает выполнять роль посредника в постижении трансцендентного Бога. С особой силой последствия греха проявляются в сфере технической цивилизации, которая начинает угрожать существованию целых народов. Неспособность вести диалог с Богом, в свою очередь, обусловливает неспособность современных людей к ведению диалога друг с другом. Всеобщее братство людей становится невозможным, поскольку подвергается сомнению статус Бога как создателя и отца всех людей. Грех гордыни и эгоизма отравляет климат общественной жизни и обусловливает тотальную угрозу для существования человека.
Католические иерархи отмечают, что Церковь не пытается предложить миру какую-либо готовую модель гуманного общественного устройства, что основой своей политики современный католицизм считает аполитичность. Созидание «земного царства» не входит в компетенцию Церкви, а потому у нее нет и собственной экономической теории . В отличие от светских партий, школ и направлений, теологи не ставят в центр своих социальных рефлексий экономико-технологическую или организационную стороны производства, а высказываются о них единственно с этической, аксиологической позиции. Сущность церковного подхода заключается исключительно в нормативном характере отношения к политическим и социально-экономическим процессам, в предъявляемом ко всем системам требовании исходить из примата этики над политикой и экономикой. По этой причине в одной из последних своих энциклик – «Центезимус аннус» – Иоанн Павел II, характеризуя события в Восточной Европе на рубеже 80–90-х гг., пишет: «Можно ли сказать, что после падения коммунизма капитализм является социальной системой, которая его заменит, и что к нему должны быть направлены усилия стран, стремящихся восстановить свою экономику и свое общество? Такую ли модель следует предложить странам Третьего мира, которые ищут путь к подлинному прогрессу в экономике и в гражданском обществе?».
У Церкви, разъясняет Иоанн Павел II, нет однозначного ответа на этот вопрос, точнее, у нее «нет собственной модели». Во-первых, потому, что ни одно земное общество церковь не считает совершенным. Во-вторых, даже признавая позитивность частной собственности и рыночных отношений, церковь не рассматривает их как панацею, ибо «если под капитализмом понимают систему, где свобода в экономической сфере не включена в прочные юридические рамки, которые ставят ее на службу человеческой личности, и не считает ее особым масштабом человеческой свободы, основа которой носит этической и религиозный» характер, то ответ со всей очевидностью становится негативным».
Современная католическая печать с озабоченностью пишет о действительных проблемах мира, таких, как увеличение социально-экономических диспропорций между промышленно развитыми и развивающимися странами, межнациональные конфликты, бедность и богатство и т. п. В этой связи особое внимание католические философы и теологи уделяют проблемам равенства и справедливости в межчеловеческих и международных отношениях . Остановимся и мы на этих проблемах, учитывая тот факт, что католическая концепция равенства и справедливости практически не известна отечественному читателю.
Генезис католической теории справедливости и равенства имеет общехристианскую основу. В начальный период становления христианства справедливость понималась, в основном, как религиозный феномен. Базируясь на словах книги Бытия, где Авраам именуется «мужем праведным» и «справедливым» (Быт. 12–18), и Евангелий, где подобная характеристика применяется к поступкам Иосифа (Мф. 1, 19), можно заключить, что под «справедливым» в то время понимался прежде всего глубоко религиозный, верный предписаниям Бога человек. Наряду с этим справедливость понималась и как добродетель, регулирующая отношения между людьми, хотя и в этом случае справедливость оказывалась религиозно окрашенной – ведь общественная жизнь протекает не без влияния и господства Бога над миром, в силу чего отношения между людьми остаются в непосредственной зависимости от их отношения к Богу.
Примерно в IV в. в религиозной мысли появляется взгляд на справедливость как на принцип, предписывающий воздать каждому то, что ему положено. Такой взгляд мы встречаем у Августина, который различал понятия справедливости и непосредственно не связанного с ним милосердия. Помощь ближнему, по Августину, как акт милосердия, в отличие от принципа справедливости не может предписываться на уровне права. Милосердие – по природе своей – дело добровольное.
Средневековые схоласты проблемы справедливости и равенства увязывали, прежде всего, с вопросом обладания материальными благами, понимая, что именно указанное обладание являлось условием достижения более высокого общественного статуса. Свою теорию они базировали на принципе «иерархического порядка мира».
Средневековые схоласты воспринимали воззрения Отцов Церкви, особенно их убеждение в том, что равенство людей на Земле не может быть «полным». Однако если раннехристианские богословы исходили из того, что абсолютное равенство не более чем идеал и образец для христиан, то схоласты утверждали, что идеальный социальный и экономический порядок – это феодальное иерархическое устройство.
Высший средневековый католический авторитет Фома Аквинский на основе произведений Аристотеля, сочинений Отцов церкви и Библии разработал доктрину равенства и справедливости, принятую официальным Ватиканом, изучавшуюся в духовных учебных заведениях вплоть до конца понтификата Папы Пия XII (1958). Фома исходил из принципа Аристотеля о «естественном неравенстве»; зависимость одних людей от других он считал постоянным и необходимым состоянием. Зависимость, по его мнению, выражается в послушании тем людям, власть которых «происходит от Бога». Такую власть имеют как отец в семье, так и феодал в отношении своих подданных, король в государстве, а Папа – во всем христианстве.
Все люди, по мнению Фомы, «внутренне равны», так как все они сотворены Богом, происходят от одной человеческой пары и обладают одинаковой природой. Данное внутреннее равенство людей относится к ним как к представителям рода, следовательно, это родовое равенство, субстанциональное и метафизическое. Но, наряду с этим, между конкретными людьми существуют различия и конкретные неравенства. Различия и неравенства, с одной стороны, являются результатом черт и свойств отдельных индивидов, а с другой – условий, в каких они находятся и развиваются. Эти индивидуальные неравенства также естественны и необходимы в общественной жизни, так как социальная гармония требует разнородности позиций и функций.
Папа Лев XIII – первый из католических иерархов, пытавшийся в конце XIX в. вписать церковь в либерально-демократическое устройство, в вопросах равенства и справедливости, тем не менее, придерживался доктрины Ф. Аквинского. Признаки существенных изменений в этой проблематике обнаруживаются лишь в энцикликах и других социальных документах Пап Иоанна XXIII (1958–1963), Павла VI (1963–1978) и Иоанна Павла II (1978–2007). Ни один из этих Пап уже не обращался к схоластической теории равенства и справедливости, не вспоминал о «сущностном» либо «родовом» равенстве. Равенство, как свойство каждой отдельной личности, предстает в Папских документах как один из элементов христианского гуманизма и как условие справедливого уклада социальных и международных отношений.
Энциклики «Матер эт магистра» (1961) и «Пацем ин террис» (1963) Иоанна XXIII причину социального неравенства в современных обществах усматривают в диспропорциях при распределении материальных благ. Социальный прогресс, в силу этого, должен выражаться в справедливом, то есть, пропорциональном разделении благ в конкретных обществах и в мировом сообществе.
II Ватиканский собор (1962–1965) в пастырской конституции «О церкви в современном мире», исходя из принципа персонализма, признал человека субъектом «особых свойств и правомочий», а среди последних на первое место поставил свободу и равенство. Если Лев XIII писал, что «человек должен признать ту необходимость природы, которая обусловливает невозможность полного равенства между людьми» (1891), то Собор отметил: «Не все люди равны по своим физическим, интеллектуальным и моральным потенциям, но необходимо преодолевать и устранять все формы дискриминации в вопросах основных прав личности». В качестве же основы для достижения равенства в политике и экономике пастырская конституция признает принцип демократии – лишь такой строй в состоянии обеспечить основные права личности, где форма правления и выбор властей основаны на свободном волеизъявлении граждан.
Собор отметил, что неравенство в распределении материальных благ выступает фундаментом, производящим различные формы неравенства личностей, групп и целых народов. Но Собор не утверждает, что устранение данного неравенства должно выражаться в уравнивании всех либо же в обобществлении средств производства. Социальное и экономическое равновесие достигается только путем тесного и взаимополезного сотрудничества работодателей и тружеников.
В энциклике «Популорум прогрессио» (1967) Папа Павел VI поучал, что экономическая деятельность человека должна рассматриваться лишь как средство для обретения «полноты человечества». Для обеспечения человеку достойной жизни необходимо, по мнению Папы, вмешательство государства, направленное на справедливое распределение благ. При этом он не исключал и возможность обобществления частной собственности на средства производства. Данные рецепты вовсе не означали, что Павел VI ориентировался лишь на социально-экономические средства для достижения равенства и социальной справедливости. Он вовсе не отказался и от убеждения, что социальное зло имеет свой источник, прежде всего, в духовно-нравственной сфере. В связи с этим он поучал, что результативным средством устранения существующих социальных бед должно быть не только изменение государственных и общественных институтов, но и «изменение человеческих сердец».
Иоанн Павел II понимает справедливость как в смысле религиозно-нравственного совершенства (справедливый – значит морально и религиозно совершенный), так и в смысле добродетели, определяющей соответствующее отношение индивида к другим людям. Равенство же для этого Понтифика состоит не в ликвидации каких-либо сословий, а в таком укладе общественных сил, когда каждый человек обладает одинаковыми со всеми правами и может посредством собственных усилий и своего труда обрести любой статус в обществе и государстве. Неравенство, особенно имущественное, согласно Папе, должно быть уменьшено с помощью государственного законодательства, ограничивающего чрезмерные прибыли, а также посредством христианского милосердия. Формирование в современном мире справедливых и достойных человека социально-экономических отношений, по его мнению, возможно лишь на основе нравственной ответственности, на которую должен решиться каждый человек.
Иоанн Павел II не углубляется непосредственно в вопрос о формах собственности. Он утверждает, что достижение справедливости заключается как в более справедливом распределении благ при сохранении умеренного государственного регулирования , так и во внедрении в жизнь католического принципа «общего блага». Подобно Павлу VI, он допускает обобществление собственности, «но без насилия и ненависти».
Справедливость в межчеловеческих и международных отношениях, по мнению Иоанна Павла II, – это важный принцип, организующий общественную жизнь, но это не важнейший принцип. Важнейший принцип – любовь. Общественная жизнь, основанная на одной лишь справедливости, есть не жизнь, а «бытование». Без любви и милосердия беспомощно самое справедливое законодательство. И наоборот, лишь любовь может гарантировать соответствующую реализацию принципов справедливости и равенства.
Многообразие видения гуманизма – реальность нашего времени. Человеколюбие в религиозном истолковании нередко противостоит светским трактовкам гуманизма. И в то же время сегодня все явственнее обнаруживается стремление сторонников различных гуманистических концепций к синтезу своих позиций, к выработке универсального гуманизма. Противоположность мировоззренческих установок в обосновании гуманистических ценностей и идеалов вовсе не исключает возможность диалога и сотрудничества светских ученых и религиозных деятелей в достижении общечеловеческих задач. Действительность подтверждает, что верующие и неверующие могут выступать как единое целое в стремлении к миру, социальному прогрессу, в решении других гуманистических проблем.
* Публикуется по: Наука, религия, гуманизм: Сб. статей. М., 1996. С. 39-53
Подробнее о социальном учении католицизма см.: Эволюция социального учения католицизма. М., 1987.
Gaudium et spes. § 6.
Gaudium et spes. § 56.
Populorum progressio. § 44.
Rahner К . Schriften zur Theologie. Bd. 1. Freiburg, 1964. S. 306. 44
Rеdemplor hominis. § 8-9.
Redemptor hominis. § 9.
Как упоминалось в первой главе про гуманистические идеи, авторы которых обращались к разным сторонам жизни человека. Религия не была исключением. До нас дошло много таких сочинений и трудов гуманистов эпохи Возрождения.
Первые гуманисты решительно провозгласили разрыв с официальной церковно-схоластической культурой средневековья, восстанавливая преемственную связь с античным наследием, но никогда не противопоставляли себя религии. При этом гуманисты считали, что возрождают истинную веру в Бога, не находя никакого противоречия в сочетании христианства с античной философией.
Гуманизм был культурным и одновременно мировоззренческим движением поднимающей голову буржуазии, движением, начавшимся в Италии. Гуманизм и адекватное ему направление в культуре и искусстве - Ренессанс противопоставляли как бы вновь открываемую жизнерадостную античную культуру провозглашаемому церковью аскетизму. В центре их интересов находился не потусторонний мир, а жизнь реально существующего мира - человека и природы. Гуманисты не подвергали церковь столь резким нападкам, как еретические течения, но своим мирским мышлением подрывали основы церковного мировоззрения, ускоряя тем самым процесс отрыва общества от церкви.
Питательной средой гуманизма и Ренессанса было национальное возрождение итальянского народа, но вскоре они заявили о себе и в европейском масштабе, повсюду обогащаясь особенностями национального развития, вытесняя средневековые культуру и миропонимание. Ставя в центр мышления и мировоззрения человека, а не Бога, гуманизм и Ренессанс начали вековой процесс полной секуляризации, освобождения общества и индивидуального сознания от влияния религии.
В соответствии с этим новое идейное направление противопоставило коллективизму духовных орденов средневековья раскрытие и осуществление индивидуализма. Человек Ренессанса вместо таинства духа переживает таинство природы, естества. В результате всего этого невиданный расцвет получили наука и культура, государственное развитие и политика.
Мировоззрение средневековья было узким, ограниченным и уводило в потусторонний мир. Обновленное знание древности открыло перед человеком Нового времени более широкие горизонты. Это хорошо ощущается в развитии языка: на место средневековой латыни как универсального языка приходят классические латинский и греческий языки, проторяя тем самым путь к формированию национальных языков и культур. Точно так же и искусства с помощью античности освобождались от оков религии, разворачивалось искусство Ренессанса с выдвижением на передний план светских, мирских элементов. Под действием интереса к природе новый подъем получает развитие естественных наук. Гуманисты критически подходят и к обществу. Это сделало возможным отрыв политики как науки от религиозных воззрений (Макиавелли) и превращение ее в самостоятельную науку. Отдельные гуманисты с едким сарказмом бичевали грязные дела церкви - в ходе филологических исследований ими, в частности, были разоблачены подделки документов, долженствующих обосновать претензии пап на мировое господство.
Лозунгом гуманистической культуры и науки было "Ad fontes!" - "Назад к источникам!", имея в виду античные источники. С точки зрения темы нашей книги особенно важен Лоренцо Валла (1405-1457), который распространил сферу исторической критики на священные книги и канонизированные тексты. (Валла, между прочим, был секретарем курии, каноником Латеранского собора.) Обладая научной подготовленностью, он подверг сомнению в первую очередь подлинность так называемого "Константинова дара", на котором средневековое папство строило свои претензии на мировое господство. Валла оспорил также, что Апостольский символ веры действительно создан апостолами, а Евангелие он рассматривал как самостоятельный исторический источник. Он подверг критическому анализу и "Вульгату".
Наиболее универсальный мыслитель той эпохи - Эразм Роттердамский (1469-1536; родился в Нидерландах) обладал свободным, критическим умом. Его критика Библии, несомненно претендующая на научность, привела автора не к обновлению веры - как, скажем, Лютера или Кальвина, - а вообще настроила его против религиозного фанатизма. Эразм был даже излишне гуманистичен, он был аристократом духа и поэтому никак не мог стать на путь обновления веры. Гуманизм и Ренессанс, обращенные лишь к узкому слою общества, к образованным людям, не стали широким антифеодальным общественным движением. Поэтому им приходилось торговаться с церковью, искать компромисс, поскольку церковь давала большей части их представителей хлеб, возможность для деятельности. Они потрясли культурную монополию церкви, но разрушить ее не смогли. Мыслители-гуманисты пытались также ввести сверхъестественные откровения в сферу естественных истин. Однако возможности и рамки гуманистического мышления нового типа сформировались еще в недрах церкви, и гуманизм частично формировал церковь по своему образу и подобию. Светское, внецерковное мышление начало развертываться только по мере продвижения Реформации.
Традиционные культурные функции церкви и пап обусловили также и то, что начиная с середины XV века связи папства и гуманизма становятся все более тесными. Папы привлекают к своему двору ученых-гуманистов, организуют Ватиканскую библиотеку, комплектуя ее произведениями античных авторов. Папы были щедрыми меценатами искусства Ренессанса, в первую очередь стремясь к тому, чтобы блеск папского двора затмил блеск императорского и королевского двора. Новый по своему характеру интерес к наукам и компетентное патронирование искусств оттеснили и в курии на задний план не только религиозную жизнь, но и религиозно-нравственные нормы.
Папы второй половины XV века уже выступают как подлинные светские владыки - они были по призванию скорее государственными мужами и полководцами, чем высшими священнослужителями. До этого в Церковном государстве недостатки светской власти (государственной власти) - отсутствие армии и вооруженной исполнительной власти - возмещались или корректировались авторитетом пап как правителей церкви. Но в эпоху Ренессанса пошатнулся именно этот религиозно-нравственный авторитет, и поэтому недостатки следовало исправлять. Начиная с этого времени папа жил и действовал скорее в духе светских итальянских владык: Церковное государство превратилось чуть ли не в светское королевство.
Для более ясного понимания отношения гуманистов к католической церкви, обратимся к трудам гуманистов. Для более точного представления необходимо помнить о том, что первые гуманисты - люди глубоко религиозные.
В учениях Данте Алигьери встречается скептическое отношение к церковным учениям и независимости государства от церкви. Являясь одним из создателей итальянского языка, автор в своей комедии «Божественная комедия», через Ад, Рай и Чистилище описывает политическую обстановку в Европе и Италии. К папству, как к принципу, Данте относится с величайшим почтением, хотя отдельных представителей его, особенно тех, которые способствовали упрочнению в Италии буржуазного строя, ненавидит; некоторых пап Данте встречает в аду.
Большей независимости от церкви добивался в своих трудах Джованни Боккаччо, в «Декамероне» он приводит историю о трех кольцах, которые можно понимать как три религии, «три обманщика», во многих учениях Бокаччио прослеживается критика католицизма. «Декамерон» стал основой для карикатур на средневековую жизнь для других авторов.
Во многом взгляды Джованни Бокаччио схожи с другим гуманистом Высокого Возрождения Лоренцо Валла, в своем сочинении «Рассуждение о подложности так называемой Дарственной грамоты Константина» утверждает, что «в течение нескольких столетий теократические притязания папства были легендарной фальшивкой». Большую часть своей жизни гуманист связал с Неаполем и Римом. В своих учениях опирался на труды Эпикура, видел особенность природы человека в его стремлении к наслаждению. В соотношении светской культуры и христианской веры он видел две независимые сферы духовной жизни - сферу разума и сферу интуиции, эмоций. На этом строится и отношение гуманиста к прерогативам католической церкви, папства - он ограничивает их рамки веры, решительно отвергая доктрину о праве церкви на руководство всей духовной жизнью, и тем более на вмешательства в дела светской власти в христианском мире.
Один из самых ярких гуманистов Леон Батиста Альберти в сочинении «Религия» утверждает: «зачем обращаться к Богам, если люди сами являются причиной постигающих их несчастий», в своих трактах он утверждал, что нет смысла общаться с Богом в храмах, и тем более общаться с ним через «толпу жрецов» работающих в них. При этом он никогда не отвергал наличие Божественной силы: «Природа, т. е. Бог, вложила в человека элемент небесный и божественный, несравненно более прекрасный и благородный, чем что-либо смертное. Она дала ему талант, способность к обучению, разум - свойства божественные, благодаря которым он может исследовать, различать и познавать, чего должно избегать и чему следовать для того, чтобы сохранить самого себя. К этим великим и бесценным дарам Бог вложил еще в душу человека умеренность, сдержку против страстей и чрезмерных желаний, а также стыд, скромность и стремление заслужить похвалу… Бог дал человеку крепость, стойкость, твердость, силу, презрение к ничтожным мелочам...». Т.е., в своих трактатах Бог был представлен как высшая сила на земле, общение с которым нужно очень грамотно выстраивать.
«Восхваляя разум человека, гуманисты видели в разумной человеческой природе образ Божий, то, чем Бог наделил человека, чтобы человек совершенствовал и улучшал свою земную жизнь. Как разумное существо, человек является творцом и именно в этом подобен Богу. Поэтому долг человека -- участвовать в мире, а не уходить от него, улучшать мир, а не аскетически отстраненно взирать на него как на нечто ненужное для спасения. Человек и мир прекрасны, ибо созданы Богом, и задача человека -- улучшать мир, делая его еще более прекрасным, в этом человек является соработником Богу». Так, гуманисты полемизируют с написанным папой Иннокентием III сочинением «О презрении к миру, или о ничтожестве человеческой жизни», где уничижается тело и восхваляется дух, и стремятся реабилитировать телесное начало в человеке, как мы можем встретить в сочинениях Джаноццо Манетти: «Прекрасен весь мир, созданный Богом для человека, но вершиной его творения является только человек, тело которого многократно превосходит все другие тела. Как удивительны, например, его руки, эти «живые орудия», способные ко всякой работе! Человек -- это разумное, предусмотрительное и очень проницательное животное (…animal rationale, providum et saga…), он отличается от последнего тем, что если каждое животное способно к какому-то одному занятию, то человек может заниматься любым из них. Духовно-телесный человек столь прекрасен, что он, будучи творением бога, вместе с тем служит основной моделью, по которой уже древние язычники, а за ними и христиане изображают своих богов, что способствует богопочитанию, особенно у более грубых и необразованных людей. Бог -- творец всего сущего, человек же -- творец великого и прекрасного царства культуры, материальной и духовной».
Одновременно, по отношении к клиру гуманисты испытывали более отрицательные эмоции: «ослабление связей гуманистов с церковью, поскольку многие из них жили на доходы, получаемые от их профессиональной деятельности (как и от знатных и богатых людей, не зависящих от церкви), усиливало их неприязнь по отношению к официальной учености, пропитанной церковно-схоластическим духом. У многих из них такая неприязнь перерастала в резко критическое отношение ко всей системе этой учености, к ее теоретическим и философским основам, к авторитарности, вне и без которой эта ученость не могла существовать. Немаловажно также напомнить, что гуманистическое движение началось в Италии в эпоху упадка морально-политического авторитета папства, связанного с событиями его авиньонского пленения (1309--1375), нередкими расколами католической церкви, когда в противовес законным папам появлялись антипапы и когда на церковных соборах оспаривалось верховенство пап в жизни церкви Возрождение этого [классического латинского] языка было формой критики господствовавшей церковно-схоластической учености и религиозной практики, оперировавших «испорченной», маловыразительной латынью, далекой от древнеримских классических образов».
Среди гуманистов также были и открытые вольнодумцы, хотя даже они обычно соглашались собороваться, примиряясь с церковью, когда чувствовали приближение смерти. Большинство же возмущалось порочностью современных пап, но тем не менее они были рады идти к ним на службу. Вот что писал историк Гвиччардини: «Мне более, чем кому бы то ни было, противны честолюбие, корысть и разврат священников, как потому, что каждый из этих пороков сам по себе вызывает отвращение, так и потому, что каждый из них и все они вместе меньше всего к лицу людям, причисляющим себя к избранным служителям Бога, и, наконец, еще потому, что эти пороки часто находятся в противоречии один другому и, следовательно, в союзе между собой могут уживаться только в совершенно особого рода субъектах. Мое служебное положение возле многих пап внушало мне всегда желание видеть их на высоте величия, так как мои собственные выгоды тесно связывались с этим величием; но если бы не последнее, я возлюбил бы Мартина Лютера, как самого себя, не для того, чтобы избавиться от обязанностей, налагаемых на нас христианским учением, как мы его привыкли понимать, но для того, чтобы увидеть когда-нибудь всю эту шайку негодяев заключенной в такие границы, чтобы они вынуждены были отказаться или от порока, или от своих привилегий». Сказано с завидной откровенностью и делает совершенно ясным, почему гуманисты не могли выступить в роли инициаторов Реформации. С другой стороны, большинство из них не видело никакой возможности компромисса между ортодоксией и вольнодумством; занять позицию, подобную лютеровской, они не могли, ибо освободились от средневековой любви к премудростям теологии.
Мазаччо, описав порочность монахов, монахинь и членов нищенствующих орденов, заявляет: «Не было бы лучшего наказания для них, как если бы господь уничтожил адский огонь; тогда они не могли бы жить на чужой счет и принуждены были бы взять в руки заступ». Однако ему не приходит в голову (как пришло Лютеру), что можно отрицать существование чистилища и вместе с тем сохранить большую часть католической веры.
Т.О., Высокое Возрождение - появление первых трудов гуманистов, в которых отражалось отношение к церкви, религии. В своих сочинениях они провозгласили разрыв с официальной церковно-схоластической культурой средневековья, восстанавливая преемственную связь с античным наследием, но никогда не противопоставляли себя религии. При этом читали, что возрождают истинную Церковь и веру в Бога, не находя никакого противоречия в сочетании христианства с античной философией.
В последнее время значительно усилился интерес ученых и общественности к вопросам истории национальных регионов, а также к социально-экономическим процессам, происходившим на стыке XIX–XX вв. на окраинах Российской империи. Это можно сказать относительно и Южного Кавказа.
В конце XIX века Россия вступила в эпоху империализма. Интенсивное развитие промышленности охватило не только центральные, но и окраинные районы империи, в том числе Южный Кавказ. Здесь возникли крупные промышленные центры – Баку, Тифлис, Кутаиси, Батуми, возросло городское население, увеличилась численность рабочего класса.
На Кавказе шел процесс ускоренного, в то же время трудного, перехода от феодализма к капитализму, в связи с чем, происходили сильные изменения в экономике, культуре и быте народов Кавказа, в их социальном положении. В сборнике, с учетом проведенных исторических исследований, выявляются особенности экономических отношений Южного Кавказа во второй половине XIX – начале XX вв.
в составе Российской империи. Экономические преобразования на Кавказе проводились поэтапно и очень осторожно, так как налицо было явное несоответствие между уровнем развития промышленности и сельского хозяйства и потенциальными возможностями края.
Макиавелли
Жан-Ив Борьо Биографии и Мемуары ОтсутствуетМакиавелли как исторический персонаж – фигура парадоксальная, и первый из парадоксов – в явном несоответствии между его политическим статусом и всемирной славой. Каким образом чиновник средней руки, не занимавший высоких должностей и не облеченный властью, сумел предложить универсальный анализ хаотичной картины мира, в котором он жил, и войти во всемирную историю политической мысли? Как случилось, что Макиавелли приобрел мгновенно и на века европейскую – и весьма скандальную – славу , а его мысль была обобщена, точнее, заключена в прокрустово ложе прочно устоявшегося термина «макиавеллизм», ставшего синонимом циничного лицемерия? Жан-Ив Борьо, профессор Нантского университета, специалист по эпохе Возрождения, переводчик многих великих сочинений итальянских гуманистов, в том числе трактатов Макиавелли «Государь» и «О военном искусстве», представляет в новом свете знаменитого «флорентийского секретаря», который в политике предпочел морали эффективность, был ценителем древних авторов, но не нашел признания ни у своего, ни у последующих поколений.
Борье восстанавливает справедливость, определяя подлинное место Макиавелли в истории западной политической мысли и давая читателю уникальную возможность узнать истинное лицо великого флорентийца.
Сыскное бюро Ерожина
Андрей Анисимов Современные детективы Близнецы…Смерть старика-ученого от сердечной недостаточности. Печальный, но далеко не «криминальный» поворот жизни? Возможно. Вот только… Вот только – почему брат погибшего прямо на похоронах объявляет немолодую вдову – самозванкой? Почему эта вполне естественная смерть – всего лишь первая в запутанном клубке преступлений, носящих явно «профессиональный» характер? И, наконец.
Каким образом вплетается в этот клубок улик и свидетельств, совпадений и несоответствий история молоденькой хищницы, готовой, во имя выгодного брака, решительно на все?Это – лишь немногие из тайн, которые в силах раскрыть взявшийся за это загадочное дело частный детектив Ерожин…
Жить в России
Александр Заборов Политика, политология ОтсутствуетПредлагаемая книга – результат обобщения и анализа почти двадцатилетнего опыта «хождения во власть», активного участия в общественной жизни страны, попыток ее изменить. Это традиционный разговор о специфике и особом пути России, чему, собственно, посвящены российская литература, философия и пресловутые разговоры «на кухне».
Книгу можно рассматривать и как попытку выделить специфичные именно для России особенности взаимоотношений между людьми, то, что обычно остается вне тренингов по управлению и что нужно обязательно знать живущим и работающим в России. Эта книга не научное исследование, хотя, работая над ней, пришлось перечитать немало текстов и обобщить многие точки зрения, и мое физическое образование явно просвечивает сквозь текст.
Скорее это ответ на просьбу молодого человека, уже закончившего обучение и несколько лет покрутившегося во взрослой жизни, рассказать о стране, в которой ему предстоит жить. Осознав разительное несоответствие между действительностью и ожиданием, он обращается за советом.
И вот вы начинаете, исходя из своего жизненного опыта, делиться с ним своим пониманием ситуации: как все устроено, что стоит или не стоит ожидать. Он надеется получить от вас не научные выкладки, ему нужно обобщение именно вашего опыта. Понимание того, что и как здесь работает, ему нужен путеводитель, дорожная карта, которые помогали бы выстраивать отношения с людьми и государством.
Школа мужей
Жан-Батист Мольер Зарубежная драматургия Отсутствует«Я предлагаю здесь вниманию Франции нечто довольно несуразное. Нет ничего более высокого и более славного, чем имя, которым я открываю эту книгу, и ничего более низкого, чем то, что она содержит. Все найдут подобное сочетание странным, а иные, пожалуй, скажут, отмечая это несоответствие: не значит ли это возлагать венец из жемчуга и алмазов на глиняное изваяние или воздвигать великолепные портики и триумфальные арки у входа в жалкую хижину? Но, монсеньер, да послужит мне оправданием то, что в сем случае я не имел выбора и что честь угодить Вашему высочеству привела меня к необходимости посвятить Вам первый труд, самолично мною издаваемый.
Не подарок подношу я Вам, но плачу лишь долг мой – почтение внешними знаками не измеряется. Я осмелился посвятить Вашему высочеству безделку, ибо не мог отказаться от уплаты моего долга. И если я здесь не распространяюсь о прекрасных и достохвальных свойствах Вашего высочества, то лишь из справедливого опасения, что столь высокий предмет еще более явно обнаружит низкую природу моего приношения.
Я предписал себе молчание, дабы найти более приличное место для подобных красот. И в посвящении моем я притязаю лишь на то, чтобы оправдать мой поступок перед всею Францией и иметь счастье сказать Вашему высочеству, что я честь имею быть с глубочайшим почтением Вашего высочества нижайшим, покорнейшим и преданнейшим слугою.